Зазеркалье Нашей Реальности - Медина Мирай

– Говоря о ваших детях, – начал было он, – почему вы не привели их, как это сделали другие? Особенно Александра. Порадуйте же нас его присутствием хоть когда-нибудь.

– Когда-нибудь порадую, а пока он еще слишком мал для светского общества и окружения сотен девиц.

– Вам выпала радость родить мальчика. Такая редкость в наши дни. Он родился абсолютно здоровым?

– Он нимфае, родился с женскими внутренними органами, но это в прошлом. Одной операции хватило, чтобы избавиться от них и сделать так, как должно быть у мужчины внутри.

– Да уж… Болезнь не только убивает нас и меняет физическую сущность, но и пытается стереть наш пол на генетическом уровне.

– Чем же вы так не угодили природе?

– Природа здесь ни при чем. Это все люди. Третья мировая была прервана из-за этой эпидемии. Человечество еще никогда не объединялось так быстро после войн.

– Теперь мы знаем, что способны на это.

– И миллиарды покоятся в земле или же обратились в прах. Последствия этой искусственной болезни страшнее любой войны.

– Искусственной, вы сказали?

– Какой же еще?

– Бросьте! Лично я считаю, что все это не более чем слухи. Скорее уж я поверю, что природа больше не видела в вас, мужчинах, надобности. Посудите сами: женщины способны на все и даже больше. На то, на что не способен ни один мужчина, – рождение нового человека. Даже рожать друг от друга путем партеногенетического размножения[1]. Само по себе деторождение – это чудо. Из человека вылезает другой человек. С душой, разумом, с набором врожденных особенностей. Откуда все это берется? Особенно душа. Разве это не удивительно?

– Все так, но разве женщина может родить по собственному желанию?

– Если вы намекаете на то, что без вас, мужчин, не обойтись, то вы правы только отчасти. Сейчас 2034 год. Современная наука уже нашла способ оплодотворения и без естественного участия мужчин.

На лице Герберта мелькнуло оскорбленное выражение.

– Браво! Вы только что обесценили значение всех мужчин.

– Неужели оно настолько ничтожно? Я всегда считала, что люди рождены для чего-то большего, чем спать друг с другом и выводить потомство, которое тоже будет спать друг с другом, чтобы вывести новое потомство. И так до конца света.

– Вы верите в конец света?

Броук нахмурилась.

– У того, что имеет начало, обязательно найдется конец.

Она вновь сцепила пальцы в замок, и Марго поспешила к ней.

– А сейчас, дорогой посол, если вы не против, я ненадолго отлучусь. Не скучайте. – Королева пожала ему руку на прощание и последовала за своей маленькой телохранительницей к выходу. Та уже собиралась открыть дверь, опустив ручку, но не услышала ожидаемого щелчка.

– Как странно, – прошептала Марго и повторила попытку.

– Что такое?

– Дверь, кажется, заперта, Ваше Величество.

– Что за глупости? – Броук вышла вперед, чтобы доказать обратное, но с пораженным лицом обернулась и произнесла: – Действительно, так и есть.

– Секунду, там должна стоять охрана. – Марго приблизилась к двери и тихонько постучала, говоря в щель: – Извините, не могли бы вы нам открыть?

За дверью послышался топот, словно кто-то бежал в тяжелых армейских ботинках. Королева напряглась и нервно сжала ткань платья.

– Отойди от двери, – прошептала она, отходя назад.

– Вы слышите нас? – не унималась Марго, прильнув ухом к двери.

– Отойди же!

– Они вот-вот…

Дубовая древесина разлетелась в щепки. Обезглавленное взрывом тело Марго упало рядом с королевой. Та не успела вскрикнуть от ужаса: на зал обрушился шквал пуль. Десяти секунд хватило людям в черной форме и шлемах, чтобы не оставить ни одной живой души.

Вперед выступил их глава. Держа палец на спусковом крючке автомата, он перешагивал через нашпигованные свинцом тела в поисках выживших. Он уловил едва слышные детские всхлипывания и направил автомат на кучу вздрагивающих тел, под которыми была заживо похоронена рыжая девочка лет двенадцати на вид. Ее некогда бежевое платьице с пышными рукавами пропиталось чужой кровью. Она подняла большие голубые глаза на человека в черном впереди и застыла.

– Свидетели нам ни к чему, – напомнил главе один из бойцов в черном.

– Я знаю. – Из-за искаженного голоса девочка не могла понять, кто перед ней: мужчина или женщина. – Кажется, это принцесса из самой Российской империи. Какое будет горе для целой нации. Жанна, да?

Девочка неуверенно кивнула.

– Убивать людей, зная их лично, тяжелее, чем стрелять в безликую толпу, – признался глава нападавших. – Ты не виновата в том, что случилось. Поэтому умрешь с чистой совестью.

Жанна неуверенно покачала головой, чувствуя, как больно слезы обжигают глаза. Сама того не замечая, она пятилась назад, забираясь глубже под тела.

– П-пожалуйста, м-м-мистер.

Она услышала горестный вздох.

– Это слово работает далеко не всегда, милая, – дуло автомата уже смотрело на нее, – но аристократов этому не учат.

Жанна зажмурилась. Спусковой крючок был нажат, и отряд услышал выстрел.

Александр проснулся от легкой тряски. Перед глазами за стеклом лимузина под синим майским небом проносились сотни деревьев.

– Извините, что разбудил вас, но мы почти приехали, – объяснил Каспар, его телохранитель. У него был на редкость приятный баритон – нежный, но твердый. Музыка для ушей.

Александр проверил наручные часы. Одиннадцать сорок семь.

– Как долго еще ехать?

– Не более пяти минут… Позвольте, секунду.

Он протянул руки к белоснежной рубашке Александра, чтобы застегнуть пуговицу под выпирающими ключицами. На мгновение Каспар застыл, заметив шрам на открытом участке кожи. Взгляд его тут же погрустнел. Покончив с пуговицей, он вернулся на место.

– Шрамы все не исчезают, – проговорил Александр тихо.

Каждый шрам, с сокрушением признавал Каспар, был плодом его бездействия, частью его неискупаемой вины. И хотя почти за десять лет службы он ни разу не позволил принцу получить какой бы то ни было вред, его тяготила мысль, что многие страдания Александра оказались на его совести.

– К слову, ты не знаешь, как поживает преподобный Джордж?

Ответ последовал не сразу:

– Я не хотел вам говорить, но… Преподобного Джорджа уже полгода как нет в живых.