Война упущенных возможностей - Макс Гофман

Специфический интерес представляет глава, посвященная послебрестскому периоду отношений между Германией и Советской Россией.

Отметив те затруднения, которыми сопровождалась немецкая оккупация Украины и Прибалтики, Гофман сообщает план свержения советского правительства, который он, как оказывается, предлагал осуществить уже в начале 1918 года. Проект его заключался в движении немецких войск на Смоленск – Москву – Петроград, реставрации монархического правления (царевич, а при нем регент – великий князь Павел Александрович, с которым немецкое командование находилось в постоянных сношениях) и заключении с «Новой Россией» союзного договора на выгодных для нее условиях. Эти страницы книги Гофмана пополняются теми сведениями о предполагаемой ликвидации советской власти, которые мы находим у Людендорфа. Последний, убедившись, что мир на востоке в конце концов оказался весьма тяжелым «военным миром», начал развивать план «короткого удара» на Петроград при одновременном наступлении донских казаков на Москву. Таким путем можно было бы устранить советское правительство и установить новое, зависимое от Германии. Переходя от слов к делу, Людендорф торопится оказать помощь Краснову, Скоропадскому и др., довольно комично в то же время негодуя на «нарушение» Россией Брестского договора. Характерно, что, стремясь консолидировать все антибольшевистские силы, Людендорф обращал свои благосклонные взоры и на Алексеева с его добровольческой армией. «Он действовал под английским влиянием, – замечает с характерным цинизмом Людендорф, – но я думаю, что он был настолько предан России, что перешел бы на нашу сторону, если бы мы свергли советское правительство».

История показала, что немецкие генералы просчитались в своих планах. В то время как они создавали свои проекты реставрации монархизма, революция уже стучала в двери Германии. «Сверхчеловек» милитаристов – Людендорф и его помощник – идеальный солдафон Гофман принуждены были очистить оккупированные ими на востоке территории, после чего быстро исчезла вся оставленная ими нечисть: державный гетман Скоропадский, генерал Краснов и др.

Свержение советской власти осталось, таким образом, для немецких генералов одной из «упущенных возможностей».

В. Гурко-Кряжин

Недавно пришлось мне прочесть в одной газете поступившее в редакцию письмо, в котором автор высказывает пожелание, чтобы всякий генерал или политик, который будет писать свои военные воспоминания или будет высказывать свои воззрения на войну и военное командование, привлекался бы к судебной ответственности и был бы заключен в исправительную тюрьму. Такого рода пожелания отнюдь не действуют вдохновляющим образом на того, кто сам принимается за писание своих воспоминаний о войне.

Я, конечно, прекрасно понимаю, что штатским надоело читать военную критику, и они могут сказать: «Какой смысл имеет теперь плакать о пролитом молоке?» И все же для очень и очень многих наших современников, и прежде всего для наших детей и вообще для нашего потомства, очень важно знать о тех, кто занимал положение, дававшее возможность наблюдать ход событий войны и излагать свои впечатления и мнения о ней. Ведь когда-нибудь в будущем смогут же беспристрастно судить о том, должны ли мы были неизбежно проиграть войну и на какие лица или обстоятельства падает вина в том, что мы ее проиграли.

Часто приходится слышать также мнение, что нетрудно-де критиковать поступки и упущения, когда видны все их последствия. В этом отношении я нахожусь в счастливом положении, так как во все время войны ежедневно в кратких письмах к жене я излагал свои взгляды и впечатления. Таким образом, я могу теперь ограничиться обоснованием моих выводов, опираясь на некогда мною написанное.

Хотя я и разделяю серьезные соображения о том, что мы еще не так далеко отошли от этих событий, чтобы быть в состоянии судить о них правильно, – тем не менее я решился выпустить в свет эту книгу.

Генерал-майор Гофман Шарлоттенбург, март 1923 г.

Приказ о мобилизации застал меня в Мюльгаузене (Эльзас), где я уже год как командовал батальоном в Баденском пехотном имени принца Вильгельма полку. По мобилизационному расписанию я еще два года тому назад должен был занять место «первого офицера Генерального штаба» при штабе армии, которой предстояло действовать на Восточном фронте.

Восточная граница мне хорошо была знакома: в Восточной Пруссии и Познани я служил лейтенантом и ротным командиром, а равно бывал и по различным назначениям Генерального штаба. Восточная Пруссия, где я прослужил семь лет, стала для меня второй родиной.

Русскую армию знал я теоретически и практически. По окончании военной академии и после экзамена по русскому языку я был командирован зимой в 1898–1899 годах на шесть месяцев в Россию. Затем пять лет я состоял в русском отделе Главного генерального штаба. Кроме того, я проделал всю русско-японскую кампанию в качестве военного атташе при японской армии. Находясь при 2-й японской дивизии, я видел, как русские сражались на Мотиенлинском перевале у Ляояна, на реке Шахэ и под Мукденом.

Скажу здесь, забегая несколько вперед, что в японской войне русские, несомненно, очень многому научились.

Если бы они в походе против нас вели себя столь же нерешительно, столь же мало и слабо наступали, так же боязливо реагировали бы на всякую фланговую угрозу, оставляли бы неиспользованными столько же резервов, как тогда, на полях Маньчжурии, то война была бы для нас гораздо более легкой.

Во всяком сражении победа давалась в руки Куропаткину, русскому главнокомандующему в войне против Японии. Ему нужна была только твердая решимость, чтобы удержать эту победу. Однако силы воли на это у него никогда не хватало.

Простейшим примером его тактики является битва при Ляояне. Японский фронтальный натиск с юга на Ляоян был отбит. Тогда генерал Куроки принял отважное решение переправиться с главными силами своей 1-й армии через реку Тайцзыхе, чтобы добиться развязки путем натиска на высоты восточнее Ляояна. Между Тайцзыхе и флангом гвардейской дивизии, сражавшейся на фронте 4-й японской армии, Куроки оставил всего шесть рот – это на протяжении примерно одной немецкой мили, – разбросанных кучками по торным вершинам. Они должны были внушать русским представление о непрерывности фронта. Стоило только русским двинуться вперед на этом участке – и судьба японской армии была бы решена. Гвардейская дивизия была бы взята в обхват, 4-я и 2-я японские армии отброшены на юго-запад, а Куроки оттеснен в горы.

Я сам пробыл тогда двое суток на участке одной из упомянутых японских рот. Густые линии русских в окопах имели мы от себя на расстоянии двух с половиной – трех тысяч метров, но они не шевелились. Когда потом войска Куроки оказались на северном берегу Тайцзыхе и 15-я бригада перешла в наступление на высоту, называвшуюся у японцев Мануйяма, а у русских Суквантун, то внимание и забота Куропаткина сосредоточились исключительно на этом пункте.

Главная масса его резервов была скучена против одного угрожаемого места и израсходована в напрасных контратаках против высоты, занятой 15-й бригадой.