Анатомия финансового пузыря - Елена Чиркова
Шрифт:
Интервал:
Во-вторых, к психологам подключились и социологи. Они, например, изучают, как социальное давление может заставить индивида принять вполне рациональное решение следовать мнению большинства, даже если большинство ошибается. Представителем этого направления является, к примеру, известный американский социолог второй половины XX века Леон Фестингер (Leon Festinger), другие имена будут названы в соответствующей главе. Для полноты и объективности картины нужно заметить, что в социологии есть и противоположное направление, исследующее вопрос о том, в каком случае толпа (а тогда она называется «группой») может приходить к правильным решениям, и даже более правильным, чем те, на которые способны самые выдающиеся эксперты. Основной популяризаторской работой, суммирующей основные достижения в данном направлении, является недавняя книга американского журналиста Джеймса Шуровьески (James Surowiecki) «Мудрость толпы» («Wisdom of Crowds»). Я эту книгу хоть и упоминаю здесь, но не слишком люблю – она недотягивает до уровня последовательной и аргументированной теоретической работы и написана в стиле «может быть так, а может быть и не так – ведь в жизни всякое бывает».
В-третьих, исследованием финансовых пузырей занимаются историки. Их труды обычно посвящены какому-то одному пузырю. Перечислять здесь основные работы мне не хочется, ибо их великое множество – как современных, так и написанных сразу же после сдувания конкретного пузыря, а самые ранние появились аж в XVII веке. К тому же на основные источники по конкретным пузырям я буду ссылаться в соответствующих главах.
Где-то посередине между социолого-психологическими теориями и историческими исследованиями находится книга 1970-х годов «Мании, паники и крахи: история финансовых кризисов» экономического историка Чарльза Киндлебергера (Charles Kindleberger), которую считают классической. Она ближе к финансовой проблематике, чем исследования поведения толпы в рамках психологии или социологии, и достаточно подробно описывает основные финансовые пузыри, но Киндлебергер – экономист старой школы – применяет нарративный стиль доказательства, а не математические модели (что не умаляет достоинств этой работы).
В-четвертых, попытки объяснить существование пузырей делают и традиционные (и нетрадиционные) макроэкономисты и финансисты-академики. Традиционные указывают на влияние на курс ценных бумаг таких факторов, как рост предложения денег, низкие процентные ставки и т. п. Нетрадиционные говорят о том, что финансовой системе по определению присуща внутренняя неустойчивость, она отнюдь не всегда находится в равновесном положении и амплитуда ее колебаний может увеличиваться. Самым известным представителем последнего направления является американский экономист Хейман Мински (Heyman Minski), который спрогнозировал возможность сегодняшнего финансового кризиса и объяснил, почему таковой обязательно когда-нибудь произойдет, еще в 1970-е годы. Макроэкономисты и ученые-финансисты также предлагают множество различных моделей равновесия цен финансовых активов, показывающих возможность «надувания» так называемого рационального пузыря, то есть отклонения цен активов от их реальной стоимости в случае, если даже все экономические агенты рациональны и вполне адекватно представляют себе, сколько на самом деле должен стоить данный актив.
В-пятых, за тему финансовых пузырей взялись и те, кто специализируется на поведенческих (бихевиористских) финансах. Бихевиористы ищут ответ на вопрос «откуда берутся пузыри?» в отклонениях инвесторов от рационального поведения, существование которых доказывается экспериментально. Из бихевиористских эффектов, которые могут влиять на надувание пузыря, можно назвать чрезмерную уверенность в себе, эффект экстраполяции событий, произошедших в недавнем прошлом, на будущее и т. п. Справедливости ради нужно отметить, что даже с позиций бихевиористов дело не только в этом: иногда инвесторы «хотят, но не могут» совершить некие действия, которые привели бы к коррекции пузыря, например продать переоцененные акции вкороткую (то есть не имея их на руках). Об этом подробнее я расскажу далее.
В-шестых, финансовыми пузырями начали заниматься даже физики и математики – по той причине, что они сочли возможным применить к данной проблематике инструментарий, разработанный в рамках теории катастроф, теорий хаоса и критической массы. Теория катастроф описывает резкие переходы, скачки – то есть внезапное и быстрое изменение поведения системы – при внешнем шоке. Она имеет прикладное значение в различных областях науки и техники. При помощи теории катастроф, например, анализировались долгосрочные изменения, происходящие в животном мире под влиянием таких событий, как падение метеоритов, встреча комет с Землей, извержения вулканов, приводящих к массовому вымиранию организмов. Сегодня основные положения теории катастроф нередко используются в социологии и экономике, а в рамках экономики – и для объяснения пузырей и крахов на фондовом рынке.
Применительно к финансам предпринимаются попытки скрестить подходы теории катастроф с аппаратом, разработанным в рамках теории хаоса. Теория хаоса описывает поведение таких динамических систем (иными словами – систем, развивающихся во времени), будущая динамика которых очень сильно зависит от начальных условий: малейшее отклонение – и результат будет совершенно не таким, как в предыдущем случае. Поведение таких систем выглядит хаотичным. В частности, теория хаоса отвечает на вопрос, почему долгосрочные прогнозы погоды так неточны. Наиболее известный пример из теории хаоса – из области метеорологии, и называется он «эффектом бабочки»: махание крыльями бабочки в Индии может через пару лет вызвать ураган в Нью-Йорке. Самым, пожалуй, известным автором, применившим теорию катастроф к финансам, является работающий в США геофизик Дидье Сорнетт (Didier Sornette), в 2003 году издавший книгу под названием «Почему фондовые рынки рушатся: критические события в комплексных финансовых системах».
Но упомянутыми специалистами круг исследователей финансовых пузырей не ограничивается. Пузыри можно анализировать и на основе литературных источников, в которых зачастую события переданы более объемно и красочно, чем в сухих научных трудах. Например, недавно некий Дэвид Лисс (David Liss) опубликовал ставший бестселлером детектив под названием «Заговор бумаг», действие которого разворачивается на фоне раздувания пузыря английской «Компании Южных морей» в 1720 году. Некоторые критики уже воспели Лисса как создателя нового жанра – историко-финансового детектива. Мне же это кажется некоторым преувеличением, ведь в конечном итоге вся интрига романа сводится к обращению поддельных бумаг, а это в чистом виде мошенничество, а не финансовый феномен. Гораздо интереснее о спекулятивных пузырях рассказывает классическая литература – например, «Черный тюльпан» Александра Дюма и «Фауст» Иоганна Вольфганга Гете. О литературных трактовках пузырей я тоже буду рассказывать.
Моя «классификация» направлений анализа пузырей получилась, правда, весьма условной – по аналогии с «китайской» классификацией Борхеса (напомню, что в ней животные делятся на «принадлежащих Императору, набальзамированных, прирученных, сосунков, сирен, сказочных, бродячих собак, включенных в эту классификацию, бегающих как сумасшедшие, бесчисленных, нарисованных тончайшей кистью из верблюжьей шерсти, прочих, разбивших цветочную вазу, и похожих издали на мух» [Борхес 1994, с. 85]. Но я надеюсь, что моя «сборная солянка» дает читателю представление о сложности такого экономического феномена, как финансовые пузыри.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!