Тимур и его команда и вампиры - Татьяна Королева

Ей стало стыдно: отец наверняка отругает ее, если узнает, что Ольга оставила младшую сестру в Москве одну, убираться в квартире, чтобы проучить за строптивый характер. Пока она сидит здесь и слушает сплетни малограмотной соседки, Женька одна-одинешенька шагает от станции прямо к заброшенному саду у развалин барской усадьбы. Там и волк, и хулиганы с финками, и дохлые козы, и овраг, полный крапивы, и до кладбища рукой подать! Сегодня прибудут еще два московских поезда. Ольга не знала точно, когда прибудет ее строптивая сестренка — от такой, как Женька, можно было ожидать всякого. Если повезет, она хотя бы успеет ее встретить. Надо было спешно спровадить соседку и бежать на станцию.

— Скоро стемнеет. Вы идите, тетя Нюра, дальше я сама справлюсь.

— С чем справляться-то? Все уже перемыли — расставили — застелили, — опешила молочница. — Хоть бы поблагодарили, что ли…

— Ой, извините — спасибо! Спасибо вам большое!

— Давайте молочка вам занесу? Завтра, с утренней дойки, свеженькое, парное…

— Молочка не надо. Ничего больше не надо. До свидания. — Ольга пожала женщине руку, скоренько выставила за калитку и побежала обратно в дом.

Почему, почему она оставила в Москве отцовский наградной браунинг? Ольга набросила жакет и оглядела комнату в поисках подходящего оружия. Дедушкина двустволка не подходила — слишком большая. Кухонный нож? Она со звоном вытряхнула посуду из ящика. Нет — затупился! Это не финка, даже не заточка… Заточки — любимого оружия городского хулиганья — в их доме, конечно, нет. Зато есть острый складной нож, с серебряной змейкой на ручке, отец называет его «егерским». Таким ножом очень удобно открывать банки с тушенкой и сгущенным молоком. Ольга схватила нож, бросила в сумочку, притворила дверь и через огороды помчалась на станцию.

Молочница, обиженно поджав губы, посмотрела вслед девушке. Признаться по правде, она рассчитывала на более существенное вознаграждение, чем обычное слово. Наглость командирской дочки глубоко задела трудолюбивую женщину. Пусть не пятерку, но хоть бы трояк на корм скотине могла выделить?! За «спасибо» корова не доится! Она со вздохом поправила косынку и направилась к дому номер тринадцать, на другой стороне улицы.

Неделю назад здесь появился новый жилец. Человек высокой культуры, поскольку поет романсы и арии не хуже репродуктора, и зажиточный, если судить по сплошь заграничной одежде, и вообще — что называется, видный мужчина, статный и высокий, похожий на артиста из заграничной киноленты. Сравнение напрашивалось само собой, потому что говорил он с вязким иностранным акцентом.

Пожалуй, он был красивым, только молочница не решалась назвать его так из-за суеверного чувства — смутная тревога закипала в груди под цветастым крепдешиновым платьем. Встретиться глазами с новым дачником было все равно, что встать на краю высокого обрыва над рекой и смотреть в быструю воду. Оттолкнись, пролети один миг как вольная птица, и окажешься за чертой, в совсем другом мире, про который смертному человеку знать до поры не положено!

От этих мыслей женщина зябко передернула плечами и в нерешительности остановилась у калитки — по счастью, дачник большую часть времени носил очки с дымчатыми стеклами, как обыкновенный научный работник. Таких в поселке, прозванном «профессорские дачи», полным полно. В большинстве ученые — народ безобидный и непрактичный. Молочница решительно вошла во двор и окликнула дачника, дремавшего в плетеном кресле на тенистой веранде:

— Молочко брать будете? Пятьдесят копеек кружечка, с утра занесу… Другие по семьдесят просят, так у них молоко стоит в подполе по три дня. На керогазе разогреют и продают как парное. А я нет — мне чужого не надо…

— Ладно, занесите, — дачник потянулся и указал на высокий белый кувшин, — сколько сюда войдет?

— Кружки три-четыре…

— Хорошо, пусть будет четыре. — Он подошел к калитке, артистически повертел в руках модную мягкую шляпу, протянул ей хрустящую трешку. — Не заметили, случайно, куда побежала та милая девушка? Кажется, ее имя Ольга?

— Ольга, точно. Александровых старшая дочка. — Молочница стала рыться в кармане в поисках сдачи. — Думаю, на станцию побежала — куда еще ей бегать? В клуб они не ходят, на танцы тоже. Женихов нету. Понеслась телеграмму, что ли, отправлять папаше своему. Ох и нравная девица, скажу вам по-соседски, а меньшая — та совсем малахольная…

Дачник не дослушал, провел ладонью по безупречно уложенным волосам, темным как вороново крыло, надел шляпу, с кошачьей грацией перемахнул через забор и тоже помчался в сторону станции.

— Сдача! Сдачу возьмите! — крикнула молочница вслед. Она была женщиной порядочной и, поколебавшись, решила оставить деньги под кувшином. Прошла по дорожке, поднялась на крашенную ярко-зеленым, увитую виноградом веранду, и осмотрелась. Дверь в комнаты была прикрыта, на венском стульчике лежала вышитая подушка и шелковое кашне, а в темном, прохладном углу стоял молочный бидон.

Неужели расторопная Сычиха уже приспособилась продавать денежному дачнику прогорклое молоко целыми бидонами? Хорошо бы узнать точно — любознательная молочница настороженно оглянулась и чуть сдвинула крышку. В бидоне обнаружилось что-то темное, и запах пошел странный — тяжелый, сладковатый. Так пахнет в сарае, когда зарежут кабанчика. Поморщившись, она подняла крышку — густая, бурая жидкость в бидоне очень напоминала кровь…

Женщина охнула, ноги стали ватными, пришлось ухватиться за дверную ручку, чтобы устоять. Под тяжестью навалившегося тела дверь скрипнула, приоткрылась — потянуло мертвым, кладбищенским холодом. Во рту у молочницы пересохло от страха — из комнаты донеслось глухое рычание, сверкнули в темноте желтые волчьи глаза!

Перепуганная женщина глухо охнула, суетливо спустилась с веранды и попятилась к калитке, сжимая в кулаке злополучную рублевку. А когда ее неожиданно и резко окрикнули, схватилась за сердце:

— Гражданочка! Вы чем занимаетесь на чужом участке? — У калитки притормозила мотоциклетка участкового.

— Я?.. — Молочница рысью помчалась к нему с нехорошей дачи — откуда только силы взялись. — Ох… Вы? Павел Карпович! Я пока сдачу искала, дачник через забор убег, так я зашла оставить. Только…

— Непорядок обнаружился?

— Бог с ним со всем. Собака огромная в комнатах, думаю, сейчас ка-а-ак кинется на меня… зачем им такую в доме держать? Ей на цепи самое место! — тараторила молочница. — Чуть сердце не выскочило! Счастье, что вы ехали по нашей улице, товарищ Квакин!

— Хозяин куда убег-то? Разговор у меня к нему.

— Кто ж его знает? Увидел дочку Александровых, подхватился и за ней.

— Дело молодое, — хмыкнул в усы милиционер. — Побежали в клуб, точно говорю. Сегодня демонстрируется заграничная кинокартина «Шпион в маске».[2]Единственный сеанс! Сходили бы, Анна Никифоровна, развеялись. Совсем вы захлопотались и лицом бледные…