Мэгги Блу и Тёмный мир - Анна Гудолл

Я скучаю по дому. Я скучаю по морю. Я ненавижу школу. У меня нет ни одного друга. И знаешь что? Они мне не нужны. Я торчу здесь, в этом унылом пригороде, с сумасшедшей тёткой, которую – как всегда говорил мне папа – ненавидела вся семья. Я живу в её крошечной квартирке, потому что ты не можешь справиться с такими элементарными вещами, как встать с постели и сходить в супермаркет!

А если Мэгги просто скажет, что ей трудно? Каков будет ответ?

«Думаю, ты ведёшь себя неправильно. Так ты никогда не заведёшь друзей. И нам очень повезло, что Эсме согласилась тебя приютить. Ты совершенно не думаешь обо мне…»

И так далее, и тому подобное.

В общем, Мэгги просто ответила:

– Я знаю, мам. Спасибо.

Последовала ещё одна длинная пауза.

– А отец с вами связывался?

Голос Синтии мгновенно стал жёстче при одном упоминании о нём.

– Нет.

– Ты уверена?

Мэгги вздохнула.

– Уверена.

– Он сказал, что собирается вас навестить, и я чётко дала ему понять одну вещь: он не должен приводить с собой ту женщину.

– Он не приходил. И даже не звонил мне.

– Просто чтобы внести ясность: та женщина не должна переступать порог дома твоей тёти.

Закончив разговор, Мэгги села на край дивана в забитой вещами комнате и позволила темноте сгуститься вокруг неё. Эсме была той ещё барахольщицей – огромный ветхий диван, на котором спала Мэгги, днём загромождали книги, ноты и старые газеты. Перед сном приходилось всё это убирать.

В комнате пахло пылью из углов и гниющими древними книгами. Также – неведомо зачем – Эсме держала здесь огромное чучело совы, стоявшее в прозрачном ящике на пианино. В каком бы месте комнаты вы ни находились, казалось, что сова смотрит на вас.

При виде этих огромных жёлтых глаз, похожих на мраморные шарики, Мэгги стало грустно. Сова выглядела свирепой, но она была мертва, превращена в чучело и жила в пыльном ящике в Уэст-Минчене. Уж конечно, не такую судьбу она себе представляла, когда летала на охоту лунными ночами.

Над её застывшими остроконечными ушами виднелся сад – огромный и заросший, оставшийся с тех времён, когда Милтон-Лодж был домом богатого семейства и вокруг простирались бесконечные поля. Эсме рассказывала, что раньше – до того, как всё это уничтожили ради строительства пригорода, – Эверфолльский лес почти примыкал к полуразвалившейся стене в конце сада. Стена обрушилась во время бури несколько лет назад, и никто не потрудился её восстановить. На руинах иногда сидел одноглазый кот, который всё время словно бы подмигивал тебе. А в высокой разросшейся траве спали лисы и – если их вспугнуть – шмыгали по развалинам.

Мэгги открыла заднюю дверь и вышла наружу. Там стоял непроглядный мрак, но огромный дуб и деревья поменьше вырисовывались на фоне тёмно-синего неба. Мэгги вдохнула холодный воздух. В этом месте было что-то неправильное. Она чувствовала, что это скрывается прямо за аккуратно вымощенными подъездными дорожками, тихо стоящими на них блестящими чёрными автомобилями и идеальными домами с мягким ковровым покрытием.

Ну… не совсем неправильное, но что-то такое, от чего покалывало кожу. Нечто странное.

– Мэгги? – раздался голос из темноты.

Она пришла и закрыла дверь.

Эсме уже вернулась и заваривала чай на узкой кухне. Мэгги наблюдала за ней через причудливую дыру, вырезанную в стене между двумя комнатами. Тётина причёска походила на пчелиный улей. По утрам, когда Мэгги уходила в школу, в воздухе частенько висел ядовитый запах лака. Спереди волосы Эсме были красновато-коричневого цвета с металлическим отливом, а сзади оставались седыми, будто тётя не могла туда дотянуться и как следует рассмотреть себя в зеркале при окрашивании.

Тётя поставила чай на поднос вместе с коробкой печенья и отнесла к маленькому столику, где они иногда обедали. Затем она села, достала сигарету и закурила в своей эффектной манере, словно изображая какую-нибудь кинозвезду: слегка затягивалась уголком рта и аккуратно постукивала по краю пепельницы, чуть наклонив голову, – будто подозревала, что камера может вращаться, и хотела, чтобы она запечатлела наилучшие ракурсы.

Маме не понравилось бы, что Эсме курит, и тем более – прямо в квартире. Но так или иначе, что она могла поделать?

По-видимому, Мэгги встречалась с Эсме, когда была совсем маленькой, но не помнила этого. Тётя была очень ранним и очень нежеланным ребёнком бабушки Мюриэль, появившимся на свет до того, как Мюриэль вышла замуж. Эсме и папа Мэгги родились от разных отцов, Эсме была на пятнадцать лет старше и выросла за границей. Родители Мэгги и знать Эсме не хотели, пока она им не понадобилась, и даже теперь недолюбливали её. А Мэгги она нравилась. Тётя отличалась от всех, кого ей доводилось встречать. Она была странной, и её, казалось, не волновало, что о ней думают другие люди. Эсме просто-напросто делала то, что ей хотелось. По крайней мере, так казалось Мэгги.

На Эсме были синие очки в роговой оправе, белая рубашка, тёмно-синий пиджак и такого же цвета юбка до колен, а на ногах – чёрные туфли «мэри джейн»[1] с эластичными ремешками. В руках у неё был аккуратный чёрный клатч и большая плетёная хозяйственная сумка, которая чаще всего оказывалась пустой.

С другой стороны, у тёти было много разных странных хипповских штучек, вроде кристаллов и благовоний.

Посмотрев на Мэгги, Эсме улыбнулась.

– Ты выглядишь немного мрачной, моя дорогая.

– Я только что говорила с мамой.

– А, ясно. Это всё объясняет.

На безымянном пальце правой руки Эсме всегда носила красивое кольцо, которое очаровывало Мэгги. И теперь она смотрела, как оно переливается. Кольцо выглядело как змея, поедающая собственный хвост, – золотая и украшенная изумрудами. У змеи было особое имя, но Мэгги никак не могла его запомнить.

– Скажи ещё раз, как называется твоё кольцо? Уру-буру…

– Уроборос. – Эсме затушила тонкую сигарету. – Твой ужин в холодильнике.

– Я не хочу есть.

Тётя посмотрела на свои крохотные часики с кобальтово-синим ремешком.

– Ещё рано. Съешь, когда проголодаешься. Немного позже придут Дерек и Филлис позаниматься музыкой.

Эсме была скрипачкой… когда-то была. Мэгги слышала, как об этом говорили родители – так, как люди говорят, когда радуются чужому горю. У Эсме случился нервный срыв, и она больше не могла играть профессионально.

– Если хочешь, приходи послушать, Мэгги.

Она скорчила гримаску.

– Не хочу.

Эсме ухмыльнулась.

– Ну, тогда в ванной есть коробка с ушными затычками. Думаю, сегодня будет Шуберт.

Некоторое время спустя Мэгги лежала в большой розовой пластиковой ванне, завернувшись в пуховое одеяло, и слушала фортепианное трио Шуберта. Музыка была недурна – во всяком случае, так решила Мэгги, когда наконец согрелась. Эсме