На краю империи. Камчатский излом - Сергей Щепетов

Когда дорога чуть просохла, в поселок приехала машина-вахтовка. Мужики с мешками и сумками залезли в кунг и уехали – до поздней осени. Осенью отец привез много вкусной городской еды, красивую шубу для мамы, а Димке подарил настоящий компьютер. Правда, он быстро сломался, потому что электричество в поселке часто «моргало».

И вот теперь Иван Малахов лежал, завернутый в брезент, в задней части салона вертолета, а Димка плющил нос о стекло иллюминатора. Сначала у него, конечно, возникло желание поплакать, но его вытеснило осознание того, что отец совершил какой-то правильный, геройский поступок. Кажется, это признали даже его враги – менты и главный рыбник Сосюков! А еще где-то в глубине Димкиной души шевелилось предчувствие чего-то хорошего, чего-то безмятежно-радостного, какой-то сказочно-прекрасной жизни, которая ждет его впереди, – надо только восьмой класс окончить!

А земля сверху оказалась совсем и не красивой. Вдали были горы, а вдоль реки и на склонах сплошные кривоватые блеклые прямоугольники и квадраты, по которым в разных направлениях проходили черные или грязно-желтые полосы.

– Нравится? – спросил сидевший рядом Сосюков.

Димка не хотел с ним разговаривать, но не мог удержаться от вопроса:

– А почему квадраты?

– Где?

– Да вон – внизу.

– А, это… Вырубки.

– Везде что ли?! – изумился Димка. – Но там же лес!

– Да разве это лес? – мрачно усмехнулся рыбник. – Дрянь всякая, как у вас возле поселка. Ты настоящего леса уже не застал, парень. Настоящий-то лес весь свели – от моря до моря. Где двадцать лет назад рубили, где десять, где пять… На старых вырубках уж по новой наросло – кусты да болота. Вот это лесом ты и называешь.

– Неправда! Мы с отцом ездили – я в первом классе учился!..

– В Черную падь что ли? – усмехнулся инспектор. – Так и ее вырубили. Нашелся один удалец: договор заключил, технику подогнал, бригаду ваших жигановских лесорубов нанял. Пока мы с Москвой переписывались, они весь заказник снесли – до последнего дерева. И в Китай продали.

– А… – Димка повернулся и уставился на брезентовый сверток.

Сосюков понял его движение по-своему:

– Ну да, твой отец тогда бригадиром у лесорубов был.

– Врешь! Ты все врешь, гад!!!

– Нет, – качнул головой инспектор, – не вру. Ты мне еще кровную месть объяви за отца.

– Вырасту и убью тебя! – страстно пообещал Димка.

– Я и так долго не проживу, – усмехнулся Сосюков. – У меня знаешь сколько кровников?

– Так и надо тебе! Так и надо! Ты людям жить не даешь!

– Угу, я первый враг всем, и нет мне пощады, – как-то очень мрачно согласился инспектор. – За каким чертом Иван тебя на Гачу взял?!

– Я сам напросился! А ты… Ненавижу! Я обязательно тебя убью!

– Ну-ну… – вздохнул Сосюков. – Ученые сказали, что в этом году последний подвал на Гаче. Если нерка опять не пройдет на нерест, ее больше в реке не будет – конец популяции. Мы с огромным трудом добились запрета ловли на устье – у рыбаков было все проплачено! Так Нелюгин за нашей спиной дал добро Шинагину на отлов в верховьях реки. А ваши и рады стараться…

– У наших работы нет!

– А!.. – устало махнул рукой инспектор. – Одним суп жидок, другим жемчуг мелок. Всем деньги нужны – и прямо сейчас. А что детям вашим достанется, никого не колышет. Зверя истребили, лес вырубили, теперь последнюю рыбу долавливают. И что? Кому-то жить от этого лучше стало? Может, кому и стало, но не вам и не здесь. Те, кто в перестройку тут безобразил, давно на Кипре и в Англии проживают. Давай замочи Сосюкова, чтоб областным воеводам жить было спокойнее!

– Ты герой, да? А мы все плохие, да?!

– Нет, я просто смертник, – без улыбки сказал инспектор, – камикадзе, если хочешь. Слышал про таких?

– Читал…

– Наверное, изменить уже ничего нельзя, но я отдам жизнь за эту землю. Она – моя, я люблю ее.

Примечание автора

Отец и сын Малаховы, Андрей Шубин, Михайло Смирный в исторических документах не упоминаются. Некоторые персонажи существовали в реальности, но настоящие имена их неизвестны. Цитаты из документов (выделены курсивом) приводятся по работам Е. Г. Кушнарева, А. С. Зуева, Г. А. Леонтьевой

В XVIII веке камчадалами русские называли ительменов, в настоящее время термин используется для обозначения группы населения, происходящей от смешанных браков.

Ранней весной 1699 года Владимир Атласов покинул камчатскую землю. Он собирался вскоре вернуться – уже полновластным хозяином открытого им пушного Эльдорадо. На Камчатке тогда совсем не водились белки, зато на соболей и роскошных лис не надо было даже охотиться. Их можно было просто бить возле жилья в любом количестве. Впрочем, и этим утруждаться необязательно, поскольку на полуострове хватало местного населения. Камчадалы были наивно-доверчивы и неорганизованны, их детская воинственность не шла ни в какое сравнение с агрессивностью якутов, чукчей и даже коряков. Соболя и лисы раньше им только мешали – портили съестные припасы. Заставить аборигенов добывать пушнину для русских оказалось совсем не трудно. Кроме того, на Камчатке в изобилии имелась прекрасная еда – нерестовая рыба. Ее легко ловить, а еще проще отбирать у тех же ительменов. В общем, для служилого – «приискателя новых землиц» – Камчатка просто рай земной.

Владимир Атласов оставил в зимовьях на полуострове лишь тех, кому мог доверять. В число таковых казак Иван Малахов не входил, а потому отправился вместе с предводителем обратно в Анадырский острог. О своих невенчанных камчадальских женах с детьми Иван не беспокоился – у них тут полно родни, они не пропадут.

Скорого возвращения не получилось – Владимир Атласов вернулся на «свою» землю только через восемь лет. За это время он успел «вознестись до небес», пасть и вознестись снова. Пребывание под следствием с применением дыбы не улучшило характера великого землепроходца. Тем не менее Иван Малахов опять оказался в его команде. Правда, Атласов при первой же возможности постарался от него отделаться – отправил с малым отрядом на север полуострова собирать ясак и добывать оленей у коряков. Вот там и произошла эта встреча…

* * *

Две оленьи упряжки, в каждой по одному оленю, остановились возле избы. Дверь из грубо отесанных плах пару раз дернулась и приоткрылась. Высунулась голова, на которой внятно различались только глаза и нос. Все остальное скрывали всклокоченные серые волосы – то ли седые, то ли просто светлые и давно не мытые.

– Во, бля, принесла ж нелегкая, – сказала голова и скрылась.

Некоторое время спустя она показалась снова – уже вместе со своим хозяином, одетым в парку, меховые штаны и торбаза. Человек был довольно высок ростом, но сильно сутулился. Груза на нартах почти не было, на первой приехал только каюр, а на второй – каюр и пассажир, вероятно ребенок. Такой расклад человеку совсем не понравился. Он нахмурился, подошел к первому погонщику, топтавшемуся на снегу, и стал вглядываться в его лицо сверху вниз: