Цветы нашей жизни - Мария Метлицкая

После ее ухода Пашка запил. Сидел один на кухне и методично вливал в себя все спиртное, что мог достать. Уговоры друзей забыть «эту змею подколодную» и «суку страшную» он пропускал мимо ушей, а за «суку» лучшему другу Сереге даже пытался дать по морде, правда, не получилось, потому что был в таком состоянии, что, привстав со стула, тут же потерял равновесие и рухнул, стянув попутно скатерть, и все бутылки, рюмки и стаканы, а также окурки и объедки посыпались на пол. Серега плюнул и ушел, не в силах видеть это скотство.

Мать, когда узнала, что происходит с ее любимым Пашенькой, немедленно примчалась, вызвала знакомых врачей, те поставили капельницу, «почистили» его. Но лучше не стало – теперь Пашка лежал на диване и бессмысленным взглядом пялился на обои – веселенький рисуночек, клеил перед свадьбой, чтобы Ритке понравилась скромная комнатка.

Мать задвинула гордость подальше и – чего не сделаешь ради сыночка – поехала к бывшей невестке, подкараулила ее во дворе института. Ритка вышла румяная, довольная, громко смеясь, рассказывала что-то подружкам. Увидев свекровь, остановилась, лицо у нее стало злое, глаза сузились.

– Чем могу быть вам полезна, Валентина Михайловна?

Видно, готовилась, перед зеркалом репетировала. Пашкина мать ожидала, что Ритка ей не обрадуется. Но злость, с которой были произнесены эти слова, ее обескуражила. Валентина Михайловна стала что-то беспомощно бормотать, потом окончательно растерялась, губы задрожали, из глаз потекли слезы. Наконец она выдавила:

– Риточка, вернись к Павлику! Плохо ему без тебя! Ну нельзя же так с человеком!

– Я полюбила другого. А сына вашего – разлюбила, – отчеканила Ритка. И издевательски добавила: – Вы ведь взрослая женщина, могли бы понять – насильно мил не будешь.

– Совести, Рита, у тебя нет! Он же все для тебя делал!

– Ну не знаю, что он там делал. Ни денег, ни радости. Эти штучки «с милым рай в шалаше» – не для меня. И вообще, мне пора идти. До свидания.

Валентина Михайловна чувствовала себя оплеванной. А главное – и сыну не помогла, и сама унизилась так, как никогда не унижалась.

Но все проходит, прошло и это. Через год Пашка стал вроде бы таким, как всегда, – обаятельным остряком, душой компании. Никто о его недолгой женитьбе не вспоминал, и казалось, он сам тоже о ней забыл.

И может, рана бы затянулась, и Пашка зажил бы, как все люди. Но известно, что Господь не посылает людям испытаний, которые те не могут выдержать. А Пашку, судя по всему, сочли там, наверху, очень выносливым. В ресторане, куда он пришел на день рождения того самого Сереги, которому когда-то по пьяной лавочке чуть было не заехал в торец, он встретил Женьку, Ритину лучшую подругу. Сначала Пашка хотел сделать вид, что ее не замечает, но Женька сама к нему подошла, пригласила танцевать и под томные звуки танго рассказала интересную историю: оказывается, Ритка с тем чуваком, к которому ушла от Пашки, больше не живет. Нашла себе вариант получше: вышла замуж за итальянца и уехала на знойную родину нового мужа.

– Меня это не интересует, – перебил ее Пашка, но Женька быстро, пока он не ушел, проговорила:

– А дочку твою она в роддоме оставила.

– Какую дочку, что ты несешь! – Паша вроде бы наблюдал все происходящее со стороны. Ему хотелось, чтобы всего этого не было. Чтобы ресторан, люди, а главное, Женька провалились куда-нибудь в тартарары. Чтобы все это оказалось глупым, страшным сном. Сном! Который рано или поздно заканчивается. Но Женька была настоящая, а значит, и дочка – тоже настоящая?!

Пашка понял, что веселиться больше не может. Ему надо было подумать.

И опять он лежал на диване, уставившись в обои, опять мать, которая уже было выдохнула и зажила более-менее спокойно со своим вдовцом, пыталась понять, что происходит с ее сыночком. А сыночек молчал. Через пару недель он опять стал ходить в институт и даже на работу – в последнее время Пашка подрабатывал инструктором по фитнесу в небольшом зальчике, который держал его приятель. Он шутил, смеялся, даже съездил к друзьям на дачу и познакомился там с отличными девчонками, у одной взял телефончик. Но ему все время казалось, что внутри его живут два человека – и пока один развлекается, другой непрерывно думает о том, что сказала Женька.

Наконец он понял, что должен с кем-то поделиться, иначе сойдет с ума. Мать беспокоить не хотелось, она разохается, расстроится, примется бестолково суетиться. И Пашка решил все рассказать Сереге.

Друг выслушал всю историю, сочувственно посмотрел на Пашку и жалостливо произнес:

– Ты с дуба рухнул? Какая дочь? Ритка твоя спала с кем ни попадя. Она и после свадьбы в чужие койки ныряла, я тебе не говорил, расстраивать не хотел, чтобы ты глупостей не наделал. От кого она залетела – это большой вопрос. Вы что с ней – того? Не предохранялись?

– Да нет, она вроде какие-то таблетки пила…

– «Какие-то», «пила»! Ну ты как дитя, ей-богу! Только если бы это был твой ребенок, она бы деньги с тебя тянула только так, не боись! Так что либо стопроцентно не твой, либо она сомневалась. Ну если ты такой совестливый, пойди сделай эту… ну как ее… экспертизу.

Пашка представил, как приходит в Дом малютки – или куда сдают младенцев, которые никому не нужны, – просит образец слюны, например (он видел в кино, это так делают), потом оказывается, что девочка к нему отношения не имеет, и он спокойно о ней забывает. Нет, это невозможно! Никуда он не пойдет! Нет девочки никакой! Нет и не было! И он, в конце концов, мог и не пойти в этот проклятый ресторан! Не встретить эту змею Женьку и ничего не узнать!

Пашка не был киношным героем. Он испугался – ответственности, перемен в жизни. Он хотел жить как живется. Как все – работать, учиться, ездить с друзьями на шашлыки, влюбляться в девушек.

На одной такой девушке он и женился. Лиза была милая, скромная, работала массажисткой в том же фитнес-центре, где Пашка. Ему вроде бы повезло – первый раз в жизни. Лиза не пыталась загнать его под каблук, не вела себя как принцесса, не капризничала. И очень его любила. И Пашка ее тоже любил. Им было как-то спокойно вдвоем. А потом и втроем – Лиза родила дочь Дашу, и Пашка стал самым заботливым в мире отцом. После работы бежал домой, чтобы искупать дочь и подержать ее, сонную, за ручку, дожидаясь, когда она заснет. И тихие вечера с женой на их небольшой, уютной кухне ему, похоже, стали нравиться гораздо больше шумных посиделок с друзьями. Хотя Лиза его легко отпускала – она ему доверяла и даже в мыслях не держала, что Паша может загулять. «Ангел, просто ангел», – с восторгом, боясь сглазить, говорила о невестке Валентина Михайловна.

И здесь бы я могла поставить точку. Счастливый финал – герой вознагражден за мытарства, хорошие люди живут вместе в покое и согласии, растят прелестную дочурку. Что еще для счастья надо? А вот надо – чистую совесть. А она у Пашки как раз таки чистой и не была. Глядя на Дашу, он все время думал о той девочке, которая живет в детдоме, одинокая и брошенная. Вдруг ее обижают? А если она болеет? А вдруг ее удочерили, и приемные родители день и ночь попрекают ее куском хлеба? Он покупал Даше игрушки – и думал о той, другой, сиротке. Покупал любимые Дашуткины пирожные – и опять думал о несчастной своей дочери, которую бросил, которая живет в казенном доме и которую никто не балует пирожными и конфетами. Эти мысли его посещали все чаще, и отделаться от них нельзя было никакими силами. В такие моменты Пашка мрачнел, делался немногословным, мог даже грубо ответить. Лиза и Даша испуганно замолкали, он потом просил у своих девчонок прощения и мучился еще сильнее – кругом, ну кругом виноват!