Нет бога, кроме Бога. Истоки, эволюция и будущее ислама - Реза Аслан

Именно это я и подумал, когда услышал в купе по соседству разговор на повышенных тонах. Это был спор между тем, кто, как я предположил, был faux guide, и сопротивляющимся туристом. Я слышал неугомонное кудахтанье араба, слишком быстрое, чтобы я мог что-то понять, прерываемое несмелыми ответами американца.

Я был свидетелем такого общения и раньше: в городских такси, на базаре, очень часто в поездах. За несколько месяцев моего пребывания в Марокко я привык к внезапному неистовству местных жителей, врывающихся в разговор яростно, как гром среди ясного неба, а затем, когда вы уже настраиваетесь на бурю, так же молниеносно переходящих на негромкое ворчание и дружеское похлопывание по спине.

Голоса по соседству стали громче, и теперь мне казалось, что я понял, в чем дело. Это вовсе не faux guide. Кого-то отчитывали. Трудно было сказать точно, но я узнал искаженный берберский диалект, который иногда используют власти, когда хотят запугать иностранцев. Американец продолжал говорить: «Подождите минутку», а затем: Parlez-vous anglais? Parlez-vous français?[2] Марокканец, как я понял, требовал предъявить паспорт.

Заинтересовавшись, я встал и тихо перешагнул через колени храпящего бизнесмена, сгорбившегося рядом со мной. Я проскользнул мимо него, протиснулся в приоткрытую дверь и вышел в коридор. Когда мои глаза приспособились к свету, я увидел через стеклянную дверь, что знакомая красно-черная форма проводника мелькает в соседнем купе. Я легко постучал и вошел, не дожидаясь ответа.

– Salaam alay-kum, – сказал я. (Мир вам.)

Проводник прервал свою обличительную речь и повернулся ко мне с обычным: Walay-kum salaam. (И вам мир.) Его лицо раскраснелось, и глаза тоже были красными, похоже, что от гнева. Его несобранные волосы и тяжелые складки на униформе указывали на то, что он только проснулся. В его речи был какой-то ленивый выговор, который затруднял понимание. Проводник был ошеломлен моим присутствием.

– Уважаемый господин, – сказал он на чистом и предельно понятном арабском, – здесь не ночной клуб. Здесь дети. Здесь не ночной клуб.

Я не мог понять, о чем он.

Американец схватил меня за плечи и повернул к себе:

– Пожалуйста, скажите этому человеку, что мы спали!

Он был молодым и необычайно высоким, с большими зелеными глазами, светлые волосы копной свисали на его лицо, и он постоянно зачесывал их пальцами.

– Мы просто спали, – повторил он, проговаривая слова так, будто я читал по губам. – Comprendez-vous?[3]

Я повернулся к проводнику и перевел:

– Он говорит, что спал.

Проводник был очень сердит и, пребывая во взволнованном состоянии, снова перешел на непонятный берберский диалект. Он начал бешено жестикулировать, и это означало, что он не может сдерживать себя в этот момент. Я должен был понять, почему он в такой истерике от спящей пары. Он продолжал повторять, что у него дети. Что он отец; он мусульманин. Он продолжал говорить, но я уже не слушал его. Мое внимание полностью переключилось на другого человека в салоне – женщину.

Она сидела прямо за мужчиной, он специально закрывал ее собой: нога на ногу, руки скрещены на коленях. Ее волосы были растрепаны, щеки горели. Она не смотрела прямо на нас, а скорее наблюдала за сценой через искаженное отражение в окне.

– Вы сказали ему, что мы спали? – спросил меня американец.

– Я не думаю, что он вам поверит, – ответил я.

Хотя мужчина был поражен моим английским языком, еще более он был шокирован обвинениями в его адрес:

– Он мне не верит? Отлично. Что он собирается делать? Забросать нас камнями до смерти?

– Малькольм! – вскрикнула женщина, громче, чем, казалось, она того хотела. Она дотянулась до мужчины и потянула его к себе.

– Хорошо, – вздохнул Малькольм. – Просто спросите его, сколько он хочет, чтобы уйти.

Он пошарил в карманах рубашки и достал пачку потрепанных разноцветных банкнот. Прежде чем он смог разложить их веером, я заслонил его собой и протянул руку проводнику.

– Американец извиняется, – сказал я. – Ему очень, очень жаль.

Взяв проводника за руку, я осторожно повел его к двери, но он не принял извинений. Он снова потребовал паспорта. Я притворился, что не понимаю. Все это казалось мне немного театральным. Возможно, он поймал пару, которая вела себя ненадлежащим образом, но за этим мог последовать разве что резкий упрек. Они молоды; они иностранцы; они не понимали сложностей социальных приличий в мусульманском мире. Разумеется, проводник понял это. И все же он казался искренне обеспокоенным и лично оскорбленным поведением этой, казалось бы, безобидной пары. Вновь он настаивал на том, что он отец, мусульманин и добродетельный человек. Я сказал, что понимаю, и пообещал, что останусь с парой, пока мы не достигнем Марракеша.

– Да приумножит Аллах вашу доброту, – сказал я и открыл дверь.

Проводник неохотно прикоснулся рукой к груди и поблагодарил меня. Затем, уже почти выйдя в коридор, он развернулся и указал дрожащим пальцем на сидящую пару.

– Христиане! – бросил он на английском, в его голосе звучало презрение. Он закрыл двери, и мы услышали шум, с которым он стал пробираться по коридору.

Несколько секунд все хранили молчание. Я остался стоять у двери и, когда поезд накренился, совершая резкий поворот, схватился за багажную полку.

– Это было странно, – сказал я со смехом.

– Меня зовут Дженнифер, – произнесла девушка. – А это мой муж Малькольм. Спасибо, что помогли нам. Ситуация могла выйти из-под контроля.

– Я так не думаю, – сказал я. – Уверен, он уже забыл обо всем этом.

– Что ж, нечего было и забывать, – проговорил Малькольм.

– Конечно.

Внезапно Малкольм опять вскипел:

– Дело в том, что этот человек кружил вокруг нас с тех пор, как мы сели в поезд.

– Малькольм, – предостерегающе прошептала Дженнифер, сжимая руку мужа.

Я пытался поймать ее взгляд, но она не смотрела на меня. Малькольм дрожал от гнева.

– Зачем ему это? – спросил я.

– Вы слышали его, – ответил Малькольм, и его голос стал громче. – Потому что мы христиане.

Я вздрогнул. Это была непроизвольная реакция, просто дернулись брови, но Дженнифер заметила это и произнесла, почти извиняясь:

– Мы миссионеры. Мы едем в Западную Сахару, чтобы проповедовать Евангелие.

Вдруг я понял, почему проводник следил за этой парой; почему он был так жесток и неумолим, когда поймал их в компрометирующей ситуации. Только теперь я заметил небольшую открытую картонную коробку, расположенную между двумя рюкзаками на багажной полке. Коробка была заполнена зелеными покетбуками Нового Завета в арабском переводе. Трех или четырех экземпляров не хватало.