Maserati бордо, или Уравнение с тремя известными - Азарий Лапидус

– Зачем же ты мне рекомендуешь на работу человека с приветом, даже если и с небольшим?

– Ты не понял, он специалист экстра-класса, но чуть-чуть со странностями. Это житейское, работе не мешает. Я буду тебе очень благодарен. – Лева произнес последнюю фразу с непривычной для него просящей интонацией.

Я посмотрел на часы и понял, что катастрофически опаздываю на встречу. За время нашего разговора я закончил одеваться на втором этаже, спустился на первый и сейчас стоял в прихожей и смотрел на себя в большое зеркало. Спорить с Левой было бесполезно, лучше встречусь с этим Кафтановым и спокойненько откажу ему в силу профессиональной непригодности.

– Кстати, – вдруг вспомнил я, – а кто он по профессии? Кем и где он работал в последнее время?

– В этом смысле все в порядке. Он – архитектор, достаточно известный в московских профессиональных кругах. В последнее время занимался несколькими проектами в небольших компаниях, зато в советское время был главным архитектором одного из центральных районов.

– Меня это пугает! – бросил я.

– Не переживай, у него в новой жизни есть несколько серьезных реализованных проектов плюс к этому обширные связи в московском архитектурном мире.

– Ладно, пусть он мне позвонит завтра в офис, посмотрю, что можно сделать, и постараюсь тебе помочь.

– Спасибо, друг! Буду должен! – задорно произнес Лева.

– Смотри не забудь! Может быть, запишем куда-нибудь?

– Не надо, Яша. Спасибо. Запомню на всю жизнь!

– Ладно, пока. После встречи с твоим Кафтановым позвоню.

Я спешно закончил разговор, посмотрел еще раз на себя в зеркало, включил сигнализацию, закрыл дверь квартиры и направился к лифту.

Традиционно спустился в гараж, сел на заднее сиденье «Мерседеса», поздоровался с водителем, включил телевизор и направился на работу.

Вчерашний день, как, впрочем, и сегодняшний, представлял собой бесконечный калейдоскоп совещаний, встреч, консультаций. В разные временные промежутки дня я выступал как руководитель крупной строительной фирмы, член совета директоров международной корпорации, а потом и как профессор строительного университета.

Я сам задал себе такой ритм жизни и не мог да и не хотел отказаться от него. Время от времени в дополнение к перечисленному я превращался в любящего мужа, заботливого отца, внимательного сына и страстного, как мне казалось, любовника. Не могу сказать, что все перечисленные превращения были мне одинаково близки.

С годами все труднее давалась роль любящего мужа. Жена Марина вместе с дочерью много лет назад переехала жить в Швецию. Дочь Алина, окончив школу, вернулась в Россию, получила прекрасное образование в одном из лучших московских университетов и теперь работала в нефтяной компании «Нацойл».

Я подарил ей квартиру в центре Москвы. Мы жили порознь, что позволяло нам благодаря расстоянию вытянутой руки сохранять очень нежные родственные отношения. Жена слышать ничего не хотела о России. Она ни разу не приехала на родину с момента отъезда. Причину такой ненависти объяснить было трудно, и первое время для поддержания видимости семьи я летал в Швецию. Сначала на выходные пару раз в месяц, а затем все реже и реже. Сейчас мы виделись с женой, может, раз в три месяца.

Что же касается любовных отношений, то и здесь у меня наметились определенные проблемы. Любимая женщина, с которой мы общались последние годы, Ольга, вдруг стала требовать, чтобы я развелся с женой и мы родили ребеночка. Ей уже не хватало совместных ночевок и кратковременных выездов за рубеж. Принципиально я мог бы согласиться на появление маленьких детей в моей жизни. Да и развестись было бы правильнее, чем сохранять видимость давно не существующей семьи. Но во-первых, все это я сам должен был предложить, а во-вторых, и это было самое главное, Ольга не тот человек, с кем я бы хотел связать себя до конца жизни.

Вчера вечером мы в очередной раз обсуждали с Ольгой развитие наших отношений, а сегодня позвонила жена и сказала:

– Я хочу, чтобы ты приехал и мы поговорили!

– Говори сейчас. Что тебе мешает? – резко бросил я.

– Это не телефонный разговор. Только не затягивай свой приезд! – так же резко бросила Марина и отключилась.

Я примерно представлял, о чем может быть этот разговор. Его ожидание не прибавляло мне положительных эмоций. Я сидел, тупо смотрел перед собой и никак не мог сосредоточиться. Похоже, я все-таки загнал себя в угол.

Мои мысли прервал телефонный звонок.

– Яков Моисеевич, вас спрашивает какой-то Кафтанов. Говорит, что по договоренности с вами, но вы мне ничего не говорили… – виновато отбарабанила помощница.

– Не знаю я никаких Кафтановых. Спроси, что ему нужно, и соедини с кем-нибудь из сотрудников. – Я резко кинул трубку.

Через пару минут вновь раздался звонок помощницы:

– Яков Моисеевич, этот Кафтанов говорит, что ни с кем, кроме вас, он разговаривать не хочет, якобы его рекомендовал Лев Иосифович Баксман.

– А, черт, совсем в суете забыл! – Я искренне рассердился на себя, на Леву, на суматоху, на то состояние невесомости, в котором находился всего несколько минут назад, но все-таки произнес: – Давай соединяй с Кафтановым!

– Кафтанов Владимир Сергеевич, – дисциплинированно представила собеседника помощница, и в ту же секунду я услышал, как мне показалось сначала, приятный голос.

– Здравствуйте, Яков Моисеевич. Я Кафтанов Владимир Сергеевич, – произнес звучный баритон, который через секунду добавил: – По рекомендации Баксмана.

– Да, да, Владимир Сергеевич, извините, что не сразу соединился, был немного занят.

На мое удивление вместо ожидаемой фразы типа «Да ну что вы, не стоит извинений» я услышал:

– Ничего, я набрался терпения и подождал.

После этих слов стало понятно, что мой собеседник человек непростой и себя ценит выше, чем можно было ожидать от соискателя рабочего места.

– Ну и хорошо, – перешел я на деловой тон. – Могли бы вы сегодня подъехать ко мне в офис часам к пяти?

– Нет, давайте лучше встретимся на нейтральной территории. – Произнесенная фраза почему-то моментально вернула меня к реальному восприятию окружающего мира.

Никакой у моего собеседника не приятный баритон, а самый обыкновенный голос советского номенклатурного работника.

Я, помню, раньше даже создал теорию, согласно которой для получения должности в советской иерархии кроме необходимых анкетных данных еще требовался определенный тембр голоса. Теорию свою я придумал на базе наблюдений, проведенных по месту первой работы – в строительном институте. У всех партийных и комсомольских руководителей были низкие голоса, а деканы и заведующие кафедрами имели более высокие. Чем выше голос, тем ниже общественное положение.