Пограничные были - Борис Степанович Рожнев

хорошее. Нужно только знать теорию стихосложения.

Капитан Золотарев ежедневно напоминал солдатам:

— Пограничник — это человек, лично отвечающий перед народом за надежную охрану границы.

Сейчас вспомнив об этом, Паландин застыдился минутной слабости и бодрее зашагал за Росляковым.

* * *

Чары Гапуров посмотрел на сержанта, метавшегося в бреду, и сокрушенно покачал головой.

— Плохо. Совсем плохо. Что делать? — спрашивал он себя и сам же отвечал: — Принимать лекарство нужно. Лежать нужно. А сержант встает с постели. Вернутся ребята, нужно будет посоветоваться.

Гапуров неторопливо подошел к телефону, снял трубку и покрутил маленькую ручку.

— Застава! Застава! Молчишь? — в трубке не было слышно ни привычных гудков, ни пощелкивания, но Чары сказал: — Товарищ капитан, докладывает рядовой Гапуров. На посту все в порядке. Росляков и Паландин в наряде. Я — дневальный. — Чары оглянулся на сержанта. Тот лежал на кровати и неразборчиво что-то бормотал. Гапуров осторожно положил трубку на место и решил сделать обход поста.

На дворе по-прежнему мела метель. Чары постоял немного под навесом, и когда глаза привыкли к темноте, пошел вдоль поста. Невдалеке он различил большую пристройку, где хранился уголь и дрова. Все это было доставлено сюда еще летом, потому что сейчас, зимой, это было невозможно.

Со всех сторон к домику подступали горы, высокие и неприступные, и поэтому даже в ясные дни сюда никогда не проникало солнце. Чтобы посмотреть на небо, нужно было высоко поднять голову, придерживая шапку. На вершинах гор даже летом лежал снег. Среди них домик поста казался игрушечным.

Обойдя домик поста, он зашел с подветренной стороны, прислонился к стене и стал наблюдать вокруг. Всюду гулял ветер. Чары подумал о Рослякове и Паландине. Он представил их, голодных, холодных, лежащих в снегу. Да, нелегко им там!

От недоедания он чувствовал слабость, не хотелось двигаться. Немного кружилась голова. Перед глазами порой вспыхивали огненные шары. Хорошо бы сейчас съесть немного румяного и теплого чурека. Бывало, мать готовит плов, а Чары, не дожидаясь вкусного блюда, ломает чурек и бежит с ним на улицу. Когда все готово, мать зовет домой Чары. Но ему не хочется прерывать игру с ребятами, и он говорит матери:

— Я не хочу кушать, чурека наелся...

А иногда, уступив настойчивости матери, он шел неохотно домой и садился за стол, зная наперед, что ее строгость может обернуться наказанием.

«Что это я размечтался? Видимо, начинают сдавать нервы. Держись, Чары, держись. Вот сейчас ты еще раз обойдешь вокруг поста и тогда только позволишь себе войти в помещение», — рассуждал он, но продолжал стоять на месте. «Раз, два, три! Вперед!» — Чары оттолкнулся от стенки и пошел.

Сделав обход, он вошел в помещение.

Около чайника уже хлопотали вернувшиеся с границы Росляков и Паландин.

— Здорово, Чары! — тихо поздоровался Росляков.

— Салам, салам, — отозвался Гапуров. — Сейчас пир устроим. Отгадайте, чем я буду вас угощать?

— Гуляшом?

— Нет!

— Пельменями?

— Нет! — он повернулся к шкафу.

— Закройте глаза. Теперь откройте!

Росляков и Паландин уставились на руки Гапурова.

— Что это?

— Хлеб! Настоящий серый пшеничный хлеб! Ясно?

— Не совсем. Где это ты его взял? — спросил Паландин.

— Знаешь, когда в детстве отец приносил подарки, он всегда говорил: «Это зайчик прислал». И я верил.

Они сели за стол и аккуратно разделили хлеб на четыре равные доли.

— Никогда еще не ел ничего вкуснее хлеба. Спасибо, Чары, — поблагодарил Росляков, допив чай.

Солнце едва растопило громадную толщу из серых свинцовых туч, когда солдаты вышли из теплого помещения поста. По-прежнему шел снег и мела поземка. На границу шли Росляков и Гапуров.

Голод с каждым днем все больше и больше давал о себе знать. Ослабли все, а сержант не мог даже подниматься с кровати.

— Вот прорва! Метет и метет...

Гапуров глубоко вздохнул. Постояв, они пошли дальше.

Им предстояло сегодня обойти самый опасный участок, где особенно круто над тропкой нависла скала. Для безопасности здесь проходили по одному. Гапуров остановился, дожидаясь, пока Росляков не мигнет ему фонариком. И вдруг он услышал глухой шум, словно из огромного мешка посыпалось зерно. Чары мгновенно понял: обвал! Вниз двигалась снежная лавина. Срывающимся голосом он закричал:

— Обвал! Спасайся! — и не успев что-либо предпринять, почувствовал, что тяжелая лавина сбила его с ног.

Росляков сквозь нарастающий шум расслышал голос Гапурова, но в ту же секунду его с головой накрыло снегом. Когда шум утих, он понял: выход из-под скалы ему закрыт. Оказавшись в своеобразной ловушке и чувствуя свое бессилие, Росляков присел, скрипнул зубами.

И вдруг откуда-то справа солдат почувствовал легкое дуновение ветра. Он кинулся туда и сразу же обнаружил небольшую щель между козырьком скалы и завалом. Не раздумывая, принялся расширять отверстие, но сверху продолжал валиться снег, засыпая брешь.

Обессиленный, он уже не ощущал прикосновения снега к телу. Ему было нестерпимо жарко. Хотелось лечь и не двигаться. Но мысль о судьбе товарища подстегнула Рослякова, и он с новой силой принялся за работу.

С трудом ему удалось проделать небольшой лаз, и он выбрался из ловушки. Шатаясь, встал на ноги.

— Гапу-у-у-ров! Чары-ы-ы!

— Я-я-я-я, — послышался откуда-то снизу голос Гапурова.

— Ты где?

— Здесь, внизу...

Со всеми предосторожностями Росляков опустился на дно ущелья и еще раз окликнул Гапурова.

— Я здесь, здесь, — отозвался Чары.

Ориентируясь по голосу, Росляков в снежном море отыскал товарища, который пытался подняться на ноги.

— Что, Чары?

— Я сейчас, Владик... Помоги мне немного... Ногу больно...

Росляков нагнулся, снял с него валенок и стал ощупывать ногу. Гапуров вскрикнул.

— Больно?

— Да.

— Ты потерпи, Чары... Я тебя в один момент доставлю на пост...

Он с трудом взвалил Гапурова на спину, взял в руки автоматы и осторожно стал подниматься наверх, к тропе. А до поста — километра полтора.

Чары досадовал:

— И надо же быть этому обвалу...

А Росляков думал о другом. Только благодаря случайности они оба остались живы. Правда, неизвестно, что у Гапурова с ногой. Но зато оба живы. Живы, черт возьми!

Успокаивая себя, Росляков медленно поднимался к тропе, по которой они недавно прошли...

* * *

Росляков лежал впереди Паландина у самого выступа скалы. А снег все шел и шел. Облепленные им солдаты были похожи на огромные снежные призраки: неповоротливые и неуклюжие. Рослякову не впервые коротать такие метельные ночи в наряде.