Чужая жена - потемки - Галина Владимировна Романова

Ленка же при всем при этом благодатном воспитании оставалась просто дурой. Она ни во что никогда не вникала, ей было просто лень, а то и просто не понимала, что там и как обстоит на самом деле. Родителей своих она очень любила, слушала их с распахнутым ртом, кивала, соглашалась, пыталась учить Влада, как именно надо и им жить, чтобы у них все было так же, как у ее папы с мамой. Но, правда, без особой настойчивости, он бы такого не потерпел.

И он вот не хотел, как у ее папы с мамой! Он хотел жить так, как хочет он. Как считает правильным только он, ну и еще – немножко Ленка, конечно. Он не хотел собирать грязное досье на своих потенциальных врагов. Их и не было у него в принципе до недавнего времени.

Он не хотел сплетничать и интриговать, готовя благодатную почву для лоббирования своих интересов. Не хотел задаривать подарками родственников тех персон, которые когда-нибудь могли бы оказаться ему полезными.

– Чистеньким хочешь на всю жизнь остаться?! – зашипел как-то на него тесть, уличив Влада в невыполнении порученного ему дела. – Понятно! Кому же охота в дерьме копаться! Куда проще сливки снимать! Я ведь все это…

Тесть широко раскинул руки, будто пытался заключить в объятия весь свой приусадебный участок с домом, прудом, очагом, качелями и идиотской баскетбольной площадкой, на которой никто из них ни разу не забросил мяча в кольцо. Открыл рот, силясь что-то произнести, но споткнулся на полуслове, побагровел и замолчал на долгих три с половиной месяца.

Влад тоже общение с родней не инициировал. В гости к Ленкиным родителям не напрашивался. Его не звали, он не шел. А после трех с половиной месяцев бойкотирования, устав ждать извинений, Константин Сергеевич взял и подложил зятю свинью. Грязную, мерзко воняющую. То есть он просто-напросто сдал его одному из Владовых соратников.

Так, мол, и так, помнишь, тебя однажды не послали в командировку в Германию, а вместо тебя Влад поехал? Тот, конечно же, не забыл, поскольку собирался прокатиться за счет фирмы с любовницей и наобещал ей уже златые горы. А тут вдруг – такой конфуз и все такое.

Помнишь?

Так вот, мол, это все потому, что Владик в приватном разговоре с генеральным мягко намекнул, что командировка нужна тебе лишь для плотских утех, а не для решения важнейших вопросов. И что послать нужно кого-то понадежнее и посерьезнее. И послали кого? Правильно! Самого надежного и серьезного – Влада Ковригина. А ты со своей любовницей дома диван мял перед телевизором.

Тот малый долго потом на Влада дулся и руки ему не подавал. Хорошо еще, ума у него хватило по коридорам эту новость не разносить. А то Владику впору бы и уволиться было.

Ну, было – было такое, что уж теперь? Просто вывод для себя Ковригин сделал из всего этого весьма неутешительный: с тестем ему воевать нельзя – ни открыто, ни втихую. Сомнет, сожрет и костей не выплюнет. И плевать ему на то, что во всем, что заработано и достигнуто Владом, не было и тени заслуг самого Константина Сергеевича. Плевать! Он просто из гадкой натуры своей мог ему напаскостить, и все. Просто он этим всю свою жизнь благополучно занимался, и все всегда сходило ему с рук и способствовало накоплению его благосостояния. Почему он должен менять свои привычки?

Как же он устал от этого благополучного и уважаемого на вид семейства! Как устал от их достатка, которым они так идиотски кичились. Как устал от плаксивой тещи, от подлого тестя, да и от глупой Ленки тоже временами он уставал сильно.

Хотя нет, без тестя с тещей он Ленку еще бы и потерпел. Она хоть и дура, но весьма удобная дура. Не задает лишних вопросов, не лезет с советами, если не считать ее желания жить, как ее мама с папой. И выглядит совсем неплохо – блондинка с нежной кожей и огромными голубыми глазами. Располнела за последний год чрезвычайно, так это поправимо. Он может ее запросто на тренажеры загнать, лишь бы мама с папой не лезли.

Господи, он их почти уже ненавидел!

– Владик, ну пойдем, а? – чуть тише попросила Лена и опустилась перед его шезлонгом на корточки, что далось ей с некоторым трудом. – Я понимаю, они тебя достали. Меня тоже, если честно, но что делать? Мы же… Мы же все еще зависим от них. Идем, а?

Влад опешил. Опешил до такой степени, что вспотел. К лопаткам тут же прилипла клетчатая тонкая рубашка. И даже под резинками носков сделалось сыро. А солнце как раз за облака спряталось, и ветерком потянуло от прудика с чахлой струей посередине.

Он чего-то испугался или что?

Быстро, очень быстро, пока еще есть время держать глаза закрытыми, он должен проанализировать ее слова.

Неужели так заметна стала его неприязнь к ее родителям? С чего это она вдруг поняла, что они его достали? Потом, с чего они ее-то достали? Что он пропустил? Чего она недоговаривает? Тайны от него? У Ленки-то?!

Час от часу не легче! Вот про зависимость-то он согласен – попытался раз из-под тестя вылезти, получил бяку. Но это ведь ему понятно, а ей-то откуда?! Она что же, научилась мыслить или всегда умела, а притворялась дурочкой?

Интере-е-есное кино…

– Владик, – его щеки коснулась мягкая ладонь жены, пахнувшая жасмином, Ленка очень любила этот запах и каждое утро обливала себя из флакона с головы до пяток. – Идем, пожалуйста.

– Лен, – он поймал ее ладонь своей, подтянул к губам, поцеловал, потом замотал головой: – Режь меня, не пойду. Думаешь, мне приятно в ее рыхлой плоти ковыряться?! Я же не хирург, в самом деле.

– Они воспримут это как бунт, Владик, – прошептала его жена заговорщически и, кажется, хихикнула. – Ты готов?

– Почти.

Он чуть приоткрыл глаза и внимательно уставился на жену.

Она не сделалась другой внешне, конечно. Не стала тоньше, краше, глаже. Все оказалось точно таким же в ней, как этим утром, как вчерашним вечером, – чуть поблекшие обветренные губы, слегка пополневшие щеки, крохотные стрелочки морщинок от глаз. Но вот сами глаза…

Они смотрели на него по-другому! Совсем не так, как вчера вечером и сегодня утром. Не было в Ленкиных голубых глазищах привычной покорной нежности, от которой он порой уставал. Не нашлось там и обычной пустоты, бесившей его постоянно. Глаза ее полыхали азартом, вот! Столько огня он не помнил в них даже тогда, когда был отчаянно в нее влюблен.

Что стряслось? Что он пропустил?

– Ладно, милый, – она пощекотала его подбородок своим ртом и поднялась, успев прошептать перед тем, как снова скрыться за живой изгородью: – Скажу им, что ты спишь.

Теще вызвали-таки «Скорую». Медсестра – пожилая женщина в стареньком, но очень чистеньком халатике и высоком чепчике – все время, пока искала занозу и обрабатывала крохотную ранку, неодобрительно косилась на тестя, совравшего ей про сердечный приступ. Прилепила кусочек пластыря, свернула инструмент, защелкнула чемоданчик, подхватила его и шагнула к порогу.

– Стыдно, уважаемый! – вдруг не выдержала она и попеняла тестю.

– Минуточку! – мгновенно вскинулся тот и начал вылезать из глубокого кресла возле дивана, на котором распласталась в «страшных» муках его жена. – Вызов был ложным? И вам не пришлось оказывать помощь?