По льду - Анна Цой

— Говорю же — в твоей голове пусто, — усмехнулся он с язвительными нотками, — но даже ты умнее своего идиота-мужа, — смешок, — он меня так и не запомнил. Сегодня второй раз познакомились.

Передо мной была распахнута дверь, а каждый шаг отслеживался внимательно прищуренным взглядом в обрамлении чёрных ресниц. Артём был красивым, даже с отросшей щетиной на щеках и усталым видом. Он всегда следил за собой, хоть мы оба и понимали, что происходит. Чего стоила его причёска с выбритыми висками и копной тёмных волнистых волос. С ней он выглядел немного опасным, в моём сознании эта причёска всегда ассоциировалась с боксёрами, которые стриглись именно так.

Ему очень шло, а подметила это именно я года три назад, после того, как мы успели съехаться в тогда ещё квартире его родителей. Сами они жили в частном доме недалеко от моих. Мы были с ним теми самыми друзьями детства, у которых всё складывалось очень хорошо. До одного момента.

— Никита знал тебя и до первого «знакомства», — сказала ему, откидывая крышу коляски и убирая все накидки.

— Значит он ещё больший идиот, — ответил он, смотря как я беру на руки мелкое чудо в розовом комбинезоне.

Она ещё спала, однако вскоре должна была проснуться, чтобы кушать.

— Может прекратишь преследование? — с надеждой спросила я.

Я надеялась на ответ «нет», я будто желала мучать нас двоих ещё очень долго.

Щелчок креплений коляски и мой тяжелый вздох. Мне предстояло нести её на третий этаж, и если спускал её Никита, то сейчас мне предстояло делать это самой. Без лифта и всех прелестей цивилизации, которых не существовало в нашем новом доме.

— Тест ДНК, — неожиданно произнёс он, я опешила и даже не стала забирать у него сложенную коляску, — я его оплачу, а ты дашь мне уколоть пальчик Сони.

Он нетерпеливо начал подниматься по лестнице, в то время как я с круглыми от удивления глазами плелась следом.

— Ты наслушался свою маму? С чего такие мм-м… предложения? — запыхавшаяся я остановилась в середине пролета, смотря на его совершенно спокойное лицо с интересом в глазах.

— Предложение? — он хмыкнул, — возможно. Возникло желание… — усмешка, — убедиться в том, что ты мне лжёшь.

Я было поставила ногу на ступеньку, но вмиг вернула её обратно.

— Вру в смысле…? Что я тебе… что? — я нахмурилась, пытаясь осмыслить его слова, — зачем тебе моя дочь? Что ты вообще хочешь мне этим доказать? Что я плохая? Я и без тебя знаю. Я принимала все твои насмешки и издевательства, но сейчас… Так что никаких тестов. Я уверена, что ребенок его.

С мечущимся сердцем я промчалась мимо него в квартиру. Деревянная дверь поддалась не с первого раза, а под его пресным взглядом было неприятно. Я вошла, положила малышка на специально подготовленную тумбу в коридоре, расстегнула комбинезон на пару кнопок и, не закрывая дверь, вышла за коляской.

— Если не дашь согласие, то я добьюсь его через суд, — прохладно сообщил мне Артём.

Я ухватила ручку всё ещё придерживаемой им коляски и потянула, чувствуя, что отпускать её он не хочет.

— И останешься ни с чем! — зашипела я, — отпусти!

Он усмехнулся и сделал шаг ближе ко мне, я отшатнулась и растерялась ещё сильнее. Раньше он себе такого не позволял.

— Вась, будь добра и сделай хоть один раз так, как хочу я, — он начал наклоняться к моему лицу, вынуждая вновь отступать.

— Ты перестанешь орать когда-нибудь?! — в проёме показался по-настоящему заоравший Никита, сперва с ненавистью оглядев меня, а после обратив внимание на того, кто даже выпрямляться, чтобы скрыть свои намерения, не стал, — проблемы? — уже спокойный, но хмурый вопрос.

Моё сердце замерло, в то время как на лице Артёма появилась удивительно гадкая улыбка, которой он наградил заспанное лицо моего мужа.

— Никаких проблем, — мне было страшно настолько, что по телу прошла ледяная волна, — мне просто помогли поднять коляску.

То, с какой злостью взглянул на меня муж, можно было даже не описывать — от такого можно было умереть от сердечного приступа.

— Сама не могла поднять, что ли?! — он был возмущён и рассержен, — домой пошла. В следующий раз чтобы без помощников!

Я кивнула, вжав голову в плечи, и рывком попыталась забрать коляску снова. Артем всё ещё не отпускал её, я дёрнулась и почти влетела в него.

— Уверена? — один-единственный вопрос мне, скрывающий в себе кучу смысла.

Но я уже сделала выбор во благо дочери, которой без отца будет сложно. Потому кивнула и смогла, наконец, забрать тяжелую коляску у него, пока Никита стоял и сверлил взглядом уже нас двоих.

На фоне захныкала Соня, поторопив мои шаги. Уже через секунду я стояла над ней, а за спиной была закрытая дверь.

— Хвостом крутить долго будешь? — Никита прошёл мимо меня, не забыв шмякнуть мне подзатыльник, отчего капюшон упал с головы, — только этим и занимаешься. Шлюха.

На глаза накатили слезы под аккомпанемент крика ребенка. Я стерла их, взяла себя в руки и выдохнула с улыбкой:

— Сейчас мы с тобой разденемся и пойдем кушать, да? — руки оперативно снимали комбинезончик и верхнюю шапочку, оставляя нижнюю на месте — в квартире было немного прохладно.

— И заткни её чем-нибудь, надоели! — продолжил наседать муж, — всю ночь орали. Может вам в подъезде ночевать, раз ты её успокоить не можешь?

Я промолчала, предположив, что говорить ему о режущихся зубках и о том, что объяснить трёхмесячному ребенку что-то нельзя, не стоит — он мог разозлиться ещё больше.

Мы медленно направились на кухню готовить смесь и разогревать завтрак Никите. Хорошо, что Соня дала мне полчаса с утра, иначе приготовлением пришлось бы заниматься сейчас и…

— Резче давай! — «подбодрил» Никита из комнаты, параллельно прибавляя громкость на ноутбуке.

Очередной супергеройский фильм с кучей громких спецэффектов на полной громкости. Не знаю, как он сам ещё не оглох, но я радовалась, что Сонечка пока не реагирует на громкие звуки, иначе пришлось бы что-то делать с его привычками.

Нам было тяжело справляться в однокомнатной квартире. И это не считая того, что ночью здесь было ещё шумнее. У Никиты было два состояния: перед компьютером в наушниках с криками на тех, кто его побеждал, или перед ним же, только с собственным братом и его друзьями, в компании пива и чипсов.

Во время беременности было легче. Меня не мучал обещанный токсикоз, не было тяжести или других последствий, появившихся после родов — у меня было длительное принятие того, что я совершила, и как мне с этим поступить. Но я смогла признать ошибки, попыталась морально восстановиться и спокойно продолжить жизнь. Сперва этому мешал сам Никита, а после Артём, каждый раз подкрадывающийся незаметно. Тяжесть уходила только с дочерью на руках, когда мысли в голове оставались только о ней. Я ненавидела весь мир, но боготворила её. Она стала моей жизнью и спасением.