Без веры и закона - Марион Брюне

тыльной стороной ладони седельную сумку и убрал в нее объявление. Потом сделал знак помощникам молчать и осторожно взялся за свой двадцать второй[1].

— Мы у тебя чуток задержимся, Гарет. Займись-ка нашими лошадьми.

Собираясь спуститься с веранды, я потихоньку двинулся к лестнице. И вспомнил, как прошлым летом мы с отцом ее чинили, делали новые ступеньки, потому как старые сгнили и сестренка чуть не провалилась. Шериф с помощниками спешились. Все с оружием наготове: револьвер у шерифа, винчестер у старины Джима, а Билл вытащил из кобуры кольт и держал его обеими руками. Я прямо чувствовал, что сейчас она выстрелит, и мне конец. Но нет, ничего. Я дошел до лестницы и медленно, ступенька за ступенькой, спустился вниз, а троица, наоборот, начала подниматься. Старина Джим дружески похлопал меня по плечу. Я видел, что лицо у него напряженное, видел морщинки у глаз, сжатые губы, бороду. Мне нравится Джим. Он никогда не ходит слушать отцовские проповеди, вместо церкви предпочитает сидеть в салуне, но для меня у него всегда найдется доброе слово. Прошлой осенью, когда я заинтересовался оружием, он научил меня разбирать свой винчестер. Показывал не спеша, терпеливо, а он ведь уже старый, у него каждый день на счету.

Только встав обеими ногами на траву, я понял, что уже не под прицелом. Теперь дело за шерифом. Лошади бродили возле дома, но у меня не было никакой охоты ими заниматься. Я ждал, чтобы арестовали эту самую зверюгу.

Оглушительный выстрел — Билл присел и скорчился. Джим и шериф, которые уже стояли по обеим сторонам двери, разом пригнулись.

— Выходи, Стенсон! Не делай себе хуже!

Грубый голос звучал спокойно — шериф ко всякому привык, но я-то видел, как он напряжен. Билл дополз до стены под окном кухни и привалился к ней спиной. Лицо у него кривилось, штанина от крови потемнела от колена до ступни.

— Выходи, паскуда!

От боли Билл только озлобился.

— Сдавайся! Может, тебя и не вздернут, раз уж ты женщина.

Тишина. Время замерло. Ждем. Вот-вот она выйдет, держа руки на затылке.

Но все пошло совсем иначе. Одним прыжком Эбигейл Стенсон перемахнула через веранду, вторым через ограду веранды и мягко, как пума, приземлилась рядом со мной, сгребла меня за шкирку и приставила ствол к моему затылку. Теперь Джим и шериф смотрели на нас сверху, наставив на зверюгу оружие, но было уже поздно.

Зверюга, держа меня под прицелом, толкнула к ближайшей лошади и показала рукой, чтобы я подобрал с травы поводья. Я послушался. Понятно, что пока жив я, жива и она, так что ей нет никакого резона меня убивать — пока. Я чувствовал ее тяжелое дыхание и острый запах пота, когда она перехватила у меня поводья и подтянула аппалузу[2] к себе.

— Отпусти мальца, Эб, — угрожающе произнес шериф.

Эбигейл Стенсон у меня за спиной засмеялась — как будто груда камней покатилась вниз. Смех был не звонким, как у наших молодых прихожанок или у проституток в Боди, а гулким, как из бочки. Так смеются покерные шулера и погонщики быков.

Я обернулся и посмотрел на нее — вот сейчас она вскочит в седло, пришпорит лошадь и помчится, а ей вслед помчатся пули. Но Стенсон держала меня все так же крепко и подставила стремя.

— В седло!

На щеке у нее запеклась кровь, а зубы за полными губами, которые уже не улыбались, показались мне острыми клыками. Я поставил ногу в стремя и вскочил в седло. Странно, но мне захотелось показать ей, что я умею ездить верхом и делаю это хорошо. Может, из-за того, что шериф назвал меня «мальцом», не знаю. Глупо, конечно, но я старался произвести на эту женщину впечатление. Я вынул из стремени ногу, освободил его, и она тоже вскочила в седло. Для этого ей пришлось опустить ружье. Но она мигом повернула лошадь, прикрываясь мной от представителей закона. Лошади не понравилась непривычная тяжесть, нас же было двое, она встряхивала головой и нервно переступала.

— Эб Стенсон! Предупреждаю: если с головы парня упадет хотя бы волосок, виселица покажется тебе раем!

Эб воткнула ствол мне под мышку, а другой рукой подхватила поводья.

— Только попробуй шевельнуться или пустить за мной погоню. Если я замечу тень от твоей шляпы, старик, или твой двадцать второй, шериф, я его пришью. Ясно?

Их обоих перекосило от злости. За меня переживали — это само собой, но, главное, Эб Стенсон их обыграла, унизила, уязвила их гордость.

А что я чувствовал, трудно сказать, я даже перестал бояться, такая творилась дичь. Ногами я чувствовал горячие бока лошади, спиной — Эб Стенсон, под рукой — ствол. И наконец рывок, когда Эб Стенсон пришпорила лошадь. Она скакала, а мы колотились друг о дружку. Ствол винтовки драл мне кожу, но я стиснул зубы и молчал.

Перл Стенсон, Грин Вэлли, Вайоминг

Время от времени Эб оборачивалась и проверяла, не скачет ли за нами шериф с подручными. Я спиной чувствовал ее движения. Винтовку из моей подмышки она вытащила, галоп стал ровнее. Левой рукой Эб держала поводья на лошадиной холке, прямо передо мной, и время от времени на меня наваливалась. Я был не против, что она так близко, хотя все равно ее побаивался. Не понимал, чего во мне больше, страха или любопытства. Мы скакали долго — я весь зад себе отбил, наглотался пыли, глаза резало от песка. Я не знал, как Эб со мной поступит. Думал, бросит где-нибудь и я буду сидеть и ждать шерифа. Или пристрелит в каком-нибудь глухом углу. «Та еще зверюга», — сказал старина Джим. Но я до конца не мог ему поверить, даже когда на моих глазах она выстрелила в Билла.

Мы продирались сквозь кустарник. Эб пустила лошадь рысью и подгоняла ее, как только та от усталости переходила на шаг. Я сообразил, что будет привал, когда Эб первая соскочила на землю, сняла с себя сумки, наклонилась и положила их вместе с винчестером под дерево. Я тоже слез. Ноги затекли, даже болели немного. Секунду Эб стояла ко мне спиной, а когда повернулась, я получил от нее кулаком в челюсть.

— Гаденыш.

Боль жуткая, я повалился в траву, держась за щеку. Отплевывался и старался не застонать. Сапог коснулся моего носа. Я испугался: сейчас как мне на лицо… Или располосует шпорой — вон они какие здоровенные. Так и сверкают. Из золота, что ли?

— Думал, тебе это сойдет с рук?

Она схватила меня за ворот