Людо и звездный конь - Мэри Стюарт

Пока же больше всего на свете, не считая резьбы, которая была лишь забавой, Людо любил ухаживать за домашней скотиной. Не за глупой коровой, и даже не за козами, которые были умные, но так и норовили злоупотребить его добротой: укусить или сбросить с шеи веревку и убежать, ищи их потом дотемна. Зато старому коню Ренти, которого мальчик знал всю жизнь, Людо был по-настоящему предан. Ренти был старше Людо. Семнадцать лет – солидный возраст для рабочей лошадки. Именно рабочей лошадкой и был Ренти. Чего он только не делал: вспахивал небольшое поле герра Шпигеля, стаскивал с горы бревна, волочил телеги с дровами и готовой мебелью. Четырнадцать лет конь верой и правдой служил хозяину, но в последние три года утратил былую живость. А однажды бревно придавило ему ногу. К счастью, кость не сломалась, но с того дня Ренти охромел. Возможно, летом придется взять другого коня, говорил герр Шпигель. Ни Людо, ни отец с матерью и словом не обмолвились о том, что ждет Ренти, но Людо понимал: двух коней отцу не прокормить. А значит, Ренти уведут и убьют. Каждый день, задав корм корове и козам, Людо приносил Ренти еду и усаживался рядом.

– С тобой-то мы всегда найдем о чем поговорить, – обращался к нему Людо, – и пусть я не слышу твоих ответов, я знаю, ты мне отвечаешь.

Старый Ренти довольно всхрапывал, уткнувшись мордой в сено, и конь с мальчиком прекрасно понимали друг друга.

Однажды вечером, когда ветер завывал в горах, а снег заметал долину, Людо сидел дома один-одинешенек, не считая гномов на стене. Отец и мать отправились в деревню, потому что сестра фрау Шпигель заболела и нуждалась в помощи, а герр Шпигель не отпустил жену одну.

– Дорога туда будет нелегкой, а обратно и того хуже, – сказал он, – но пока нас нет, Людо поддержит огонь в печке. А если тебе придется остаться с сестрой, я вернусь домой один до утра. Потому что, помяни мое слово, завтра к этому времени занесет так, что не пройти.

И теперь Людо, который совершенно не боялся темноты и тишины, как боялись бы мы с тобой, в одиночестве сидел у печки и корпел над сосновым корнем, из которого вполне мог выйти приличный гном, если подрезать тут и подправить там.

Но пока ничего не выходило. В печке трещали и шипели дрова, деревянные часы тикали, а глаза игрушек внимательно следили за ним с бревенчатых стен, словно гномы собирались заговорить. Внизу в стойлах беспокойно переступала домашняя скотина, блеяла коза, а когда налетал порыв ветра, ставни начинали дребезжать.

Некому было отправлять Людо в постель, вот он и засиделся у огня. От печки шло тепло, дров Людо принес немало и не собирался экономить на свече. Так он и сидел, вырезая нос и глаза гному, пока товарищи гнома наблюдали за ним со стены. Наконец дверца на часах распахнулась, и кукушка прокуковала двенадцать раз.

«А ведь и впрямь пора в кровать», – подумал Людо. А поскольку он спал в той же комнате, только с другой стороны от печи, ему не надо было, как нам с тобой, тащиться по лестнице в промозглую спальню. Людо как раз отложил инструменты и недоделанного гнома, когда услышал сильный стук, словно хлопнула дверь или на пол свалилось что-то тяжелое. Некоторое время он прислушивался. Ничего, только привычные ночные звуки да вой ветра. Внезапно Людо показалось, что в комнате стало прохладнее, как будто кто-то распахнул дверь. Но дверь, как и ставни, была заперта.

Наверное, дуло снизу, из-под половиц. Должно быть, распахнулось окно в хлеву и в него тянуло морозным воздухом.

Мальчик взял подсвечник и, прикрывая пламя ладонью, открыл люк в углу комнаты и спустился в хлев.

Внизу стоял лютый холод. В углу за копной соломы сбились в кучу замерзшие козы. Глупая корова с укором взирала на него из-под длинных ресниц. А Ренти…

Людо так и застыл на нижней ступеньке. Там, где раньше стоял старый конь, болтался привязанный к кормушке обрывок веревки, а Ренти не было. Задняя дверь стояла нараспашку, упираясь в сугроб. Ренти сбежал.

Конечно, Людо тут же бросился к двери, навстречу обжигающему ветру, только ничегошеньки он не увидел, потому что свечу сразу задуло, да и смотреть было не на что, одни сугробы да борозда в снегу, где прошел конь. Снег успел основательно ее засыпать, и мальчик, пробежав несколько шагов, ее потерял. И как бы Людо ни напрягал зоркие юные глаза, он не мог разглядеть силуэт беглеца.

Нельзя сказать, что вокруг стояла кромешная тьма, какая бывает в Шотландии ноябрьской ночью, потому что снежное покрывало отражало свет звезд. И каких звезд! Яркие звезды сияли на чистейшем небосводе, снежные пики отливали серебром, и любой местный житель вроде Людо, привыкший к зимней темноте, мог видеть в ней вполне отчетливо. Пока он стоял и всматривался в ночь, ветер стих так же внезапно, как задул, последние снежинки покружили в воздухе и легли на сугробы. Стало тихо и очень холодно.

И хотя Людо не умел управляться с отцовскими инструментами и был не таким смышленым, как Ганс, Руди и другие его приятели из деревни, в здравом смысле ему было не отказать. Мальчик понимал, что если не загнать коня в теплое стойло, тот погибнет от холода. Он также понимал, что если пустится на поиски Ренти, то сам рано или поздно угодит в сугроб, не сможет оттуда выбраться и разделит участь коня.

Однако ничто не мешало ему взять фонарь и влезть на холм позади дома, где был лучше обзор. Оттуда он точно разглядит Ренти в темноте и спокойно приведет домой. Или Ренти, завидев свет фонаря, одумается и повернет назад, в теплое стойло. Однако, если этого не случится, надо будет идти в дом и ждать отца. Нельзя рисковать жизнью ради коня. Хлопнув дверью, Людо влетел в дом и бросился наверх за теплой курткой, шарфом и шерстяной шапкой с ушами. У него были толстые башмаки – самые лучшие из тех, что мог позволить себе его отец. У баварцев не принято экономить на зимней одежде. Затем Людо подхватил снегоступы и палки и спустился в хлев, где козы уже довольно хрумкали сеном, а корова равнодушно взирала на то, как он суетится.

– Что смотрите? Вам и дела нет! – прикрикнул на них Людо и сдернул фонарь с крюка. Затем натянул снегоступы, вышел из хлева и закрыл за собой дверь.

Людо видел дорогу к верхнему пастбищу только потому, что она шла между двумя рядами елей, которые высились по бокам снежными стенами. Снег был глубоким и мягким, и даже в снегоступах Людо проваливался при каждом шаге. Если тебе доводилось идти по глубокому снегу, ты знаешь, как это трудно, а такого глубокого снега я у нас в Шотландии отродясь не видела. Людо и рад был поспешить, да не выходило, так что он брел медленно, утопая в снегу. Вряд ли мальчик смог бы уйти далеко, даже если бы захотел. Он всего-то и добрался что до пригорка над домом, а пот уже тек с него градом, и грудь вздымалась, словно кузнечные мехи. Людо напряженно всматривался в разные стороны.

Ренти нигде не было видно. Не было видно и отца, идущего из дома дяди Францеля в Оберфельде.

Людо стоял и размышлял, как быть. Он часто делал глупости, и тогда люди говорили: «Что вы хотите от Людо? Он не самый смышленый мальчик в округе». А могут сказать что и похуже. Еще обвинят его в побеге Ренти! Людо следил за веревками и сбруей, и если Ренти погибнет, то виноват будет он, Людо. Что ж, если идти вслед за Ренти нельзя, по крайней мере, можно спуститься в деревню и сообщить обо всем отцу. Скажет ли отец: «Ты очень правильно поступил, Людо», или все будут качать головой и ворчать: «Принесла нелегкая этого Людо, путается под ногами, мешает отцу, когда его тетя Анна так больна»?