Игрушка из Хиросимы - Максим Шахов

— Никогда не думал, что наши корабли по Средиземному морю ходят, — признался Осьминог.

Михась не упустил возможности обыграть забавное прозвище товарища.

— Ага, — сказал он. — Здесь одни только осьминоги водятся.

— Совместные российско-турецкие учения проводятся, — прокомментировал Бондарев. — С того самого дня, когда нас в Сирию забросили.

— Родина слышит, родина знает, — затянул Осьминог, репертуар которого был поистине неисчерпаем.

И это при полном отсутствии музыкального слуха и голоса.

Подмывало приказать ему заткнуться, но Бондареву было лень. Он уже представлял себе, как будет отсыпаться на чистой постели, не ведая, что постели те ждут его в Японии, а сон на них будет достаточно беспокойным.

Вручив Бондареву объемистый пакет, командир корабля, казалось, утратил к нему всяческий интерес. Уткнулся носом в потрепанную лоцию и запыхтел капитанской трубкой, набитой, конечно же, ароматнейшим капитанским табаком. Едва удержавшись от иронической улыбки, Бондарев бегло просмотрел содержимое пакета и вопросительно взглянул на командира. Не отрываясь от лоции, тот указал пальцем на открытый ноутбук:

— Там найдете видеопослание для вас. Только воспользуйтесь наушниками, пожалуйста. Мне ваши секреты ни к чему.

Бондарев просмотрел ролик три раза подряд, чтобы ничего не упустить. Запись была сделана не в рабочем кабинете полковника Борового, хотя обращался к Бондареву именно он. Этим майору давалось понять, что речь идет не о служебном задании, а о неофициальной просьбе. В металлическом голосе Борового звучали непривычные просительные нотки.

Бондарев узнал, что на какой-то фабрике игрушек в Хиросиме произошел взрыв. С прошлого месяца фабрика приступила к выпуску эксклюзивной партии дедов-морозов специально для России, и есть основания предположить, что взрыв подстроил кто-то из российских конкурентов, не желающих уступать рынок японцам. Отводя глаза, Боровой просил разобраться в этом до того, как новости о русских террористах просочатся в средства массовой информации.

— Как только прибудешь в Токио, — говорил он, — свяжешься с вице-президентом компании, господином Макимото. Он обеспечит тебя кое-какими, гм, инструментами, которые могут тебе понадобиться в работе. Подробные инструкции, документы, адреса, деньги, билеты и прочее в конверте. Вылетаешь из Стамбула, тебя туда доставят. И еще… — Боровой обстоятельно прочистил горло, хотя простуженным отнюдь не выглядел. — Фабрика принадлежит Мизуки Такахито. Нас связывают давние и довольно близкие отношения, так что… Гм! В общем, считай это моей личной просьбой, майор. О которой совсем не обязательно знать нашему руководству.

Разумеется, Боровой не мог видеть Бондарева, и все же тот машинально кивнул. Их с полковником тоже связывали давние и довольно близкие отношения. К примеру, однажды они вместе попали в госпиталь, нашпигованные осколками одной и той же гранаты. Короче говоря, Боровой не мог отказать этому Мизуки Такахито, а Бондарев не мог отказать Боровому. Замкнутый круг получался. Круговая порука. А еще это называлось дружбой — слово, которое в отчет не вставишь, к делу не подошьешь.

Находись Бондарев сейчас напротив Борового, он бы сказал:

«Сделаю, товарищ полковник. Хотя, по правде говоря, не нравится мне поручение. Фабрика игрушек какая-то… Деды-морозы… Несерьезно это».

И услышал бы в ответ примерно следующее:

«Серьезней, чем кажется, майор. Понимаешь, если взрыв действительно устроил кто-то из наших соотечественников, то по всей Японии прокатится волна антироссийских настроений. Сам знаешь, как япошки на нас из-за Курил злятся. Их сейчас лучше не дразнить, не то с цепи сорвутся».

Обмен этими фразами не состоялся, да и нужды в том не было. Бондарев вздохнул, удалил видеоролик из компьютера и отправился в выделенную каюту, чтобы успеть хоть немного покемарить перед дальней дорогой.

И снились ему деды-морозы. Без бород, зато с раскосыми японскими глазами.

«Боинг-777» провалился сквозь кудлатый облачный покров, раскинувшийся над Токио, подобно необъятной овечьей шкуре. За минуту до этого Бондарев в десятый или пятнадцатый раз пощупал пачку сигарет в кармане. Он устал от полета, устал от бездействия. И настроение у него было прескверное после разговора с Боровым.

Тот ужасно разозлился, когда Бондарев решил позвонить ему, чтобы выяснить какие-нибудь подробности насчет фабрики игрушек. История со взрывом казалась майору неубедительной. Он не верил, что в игрушечном бизнесе царит столь жестокая конкуренция, чтобы подкладывать друг другу бомбы. И еще больше не верил, что это дело рук соотечественников. Были бы это не игрушки, а наркотики, оружие, секс-рабыни, нефть, в конце концов… Но новогодние деды-морозы? Может, какая-то мистификация? Может, в полковнике проснулось своеобразное чувство юмора?

В общем, Бондарев позвонил. И услышал примерно следующее. Мол, разберешься на месте, майор, для этого и летишь. Не подведи Мизуки Такахито. И не беспокой своего непосредственного начальника по пустякам. Сделаешь, что от тебя требуется, тогда и поговорим. Вот таким путем, майор Бондарев, таким макаром. Действуй. Самостоятельно действуй. За помощью обращайся в самом крайнем случае. Удачи.

И вот теперь Бондарев, толком не вытряхнувший сирийский песок из волос, готовился приземлиться в Стране восходящего солнца, где ему предстояло защищать фабрику игрушек. От одной мысли об этом он внутренне сжимался, словно его, боевого спецназовца, застали за игрой в солдатики. Единственное, что скрашивало его полет, это турецкая стюардесса по имени Лейла. Вполне зрелая, но еще по-девичьи подвижная и гибкая, как антенна, она не отвергала знаки внимания, оказываемые ей русским «бизнесменом Константином Железняком», каковым, как не трудно догадаться, представился ей майор Бондарев.

Когда Лейла прошла по ряду, собирая остатки трапезы, Бондарев многозначительно подмигнул и качнул головой, приглашая проявить к нему особое внимание. Две минуты спустя, поправляя роскошную гриву волос, она присела на подлокотник его кресла и спросила по-английски:

— Вы хотите что-то еще, мистер Шелесняк?

В ее устах этот простенький вопрос прозвучал провокационно. Ну, конечно же, Бондарев хотел ЧТО-ТО ЕЩЕ! И она отлично знала об этом. В темных бархатных глазах турчанки плясали сияющие бесенята, а ее алые губы норовили сложиться в озорную улыбку. Мысленно воздав хвалу эмансипации, Бондарев ответил:

— Я хочу только одного. У меня сегодня свободный вечер в Токио, и я хотел бы провести его с вами.

Полная грудь Лейлы до предела натянула ткань ее форменной блузки.

— Еще вчера я бы ответила вам отказом, — сказала она.

— Да? — вежливо удивился Бондарев, успевший усвоить, что женщины отвечают отказом не чаще, чем дают согласие, так что шансы у мужчин всегда пятьдесят на пятьдесят.