Утопия - Линкольн Чайлд

— Привет, Элвис, — послышался голос в динамике.

Он не ответил. В Америке жизнь становилась невыносимой для каждого белого мужчины по фамилии Пресли. Примерно то же самое, что носить фамилию Гитлер. Или, может быть, Христос, если предположить, что у кого-то хватило смелости на…

— Элвис, ты там?

Он узнал гнусавый голос Кейла, дежурного на аттракционе «Скачки с препятствиями».

— Да, — ответил в микрофон Пресли.

— Как там у тебя?

— Ничего. Мертвая тишина.

— У меня тоже. Ну… почти. Пятерых сегодня утром стошнило, одного за другим. Тебе стоило бы это видеть — высадка походила на зону боевых действий. Пришлось закрыться на десять минут, чтобы все убрать.

— Восхитительно.

По диспетчерской пробежала дрожь — одна из колясок устремилась вниз по последнему вертикальному спуску, завершающему аттракцион, и покатилась к выходу. Пресли машинально бросил взгляд на мониторы. Ошеломленные, радостные лица.

— Дай знать, если будет что интересное, — продолжал Кейл. — Мне тут сказали, вечером ожидается компания девиц из женского клуба. Может, загляну после смены.

На панели перед ним вспыхнула красная лампочка.

— Извини, работа, — сказал Пресли, нажимая кнопку связи с оператором на башне. — Вижу отказ предохранительного стопора на повороте Омега.

— Да, я тоже вижу, — последовал ответ. — Где роботы?

— Занимаются смазкой на «Пруду призраков».

— Ладно, свяжусь с ремонтниками.

— Принято.

Откинувшись на спинку стула, Пресли снова пробежал взглядом по мониторам. Предупреждающие лампочки всегда рано или поздно гасли. Система безопасности аттракционов была столь надежной, что поводов для беспокойства никогда не возникало. Скорее всего, опять ложная тревога. Самому большому риску подвергались механики, которым следовало беречь свои пальцы и глупые головы от колясок, когда аттракционы были на ходу.

Кори отчаянно вцепился в перекладину, вопя во все горло. Он чувствовал, как сила тяжести давит ему на грудь, неумолимо таща за подмышки и пытаясь выбросить из коляски. На вершине подъема — как говорилось в сценарии — их воображаемых лошадей напугало некое привидение, и теперь экипаж мчался во весь опор. Его окружал оглушительный шум — грохот колес, пронзительное ржание перепуганных лошадей. И на фоне всего этого — непрекращающийся, бьющий в уши, доставляющий радость визг сестры. Никогда в жизни он еще не испытывал подобного наслаждения.

Они мчались вниз по каменистому склону, мимо удивительно реалистичного пейзажа: призрачного пустынного озера, лабиринта узких темных аллей, пристани с прогнившим причалом и скрытыми в тени парусниками. Коляску с силой подбросило раз, затем другой. Кори крепче схватился за перекладину, поскольку до него уже дошли слухи о том, что ждет их на финише: экипаж должен перевалить через склон холма и рухнуть прямо вниз, в черную бездну.

— Я возле стопора девяносто один, все в полном порядке. Эй, Дэйв, знаешь, почему во время медосмотра доктор просит отвернуться, когда осматривает твой член?

— Нет.

Пресли машинально слушал болтовню механиков по радио, почти не обращая на нее внимания. Пробежавшись взглядом по мониторам, он снова углубился в «Георгики». В университете Беркли он специализировался по классической литературе и планировал поступить в аспирантуру, но никак не мог найти в себе силы бросить Утопию и вернуться к учебе. Так или иначе, он, вероятно, был единственным человеком во всем штате Невада, умевшим говорить на латыни. Как-то раз он попытался этим воспользоваться, чтобы познакомиться с девушкой, но ничего не вышло.

— Так вот, кто-то мне все объяснил. Врачам не хочется, чтобы налицо им попадала слюна, когда ты кашляешь.

— И только-то? А я всегда думал, что это как-то связано с анатомией… Проклятье, девяносто четвертый стопор сгорел.

Пресли выпрямился в кресле, внимательно прислушиваясь к переговорам.

— Что значит — сгорел? Это же не лампочка, черт возьми!

— То и значит. Дымится и воняет. Наверное, перегрузка. Никогда такого не видел, даже на симуляторе. Похоже, и с девяносто пятым то же самое…

Пресли вскочил на ноги, оттолкнув кресло, с грохотом покатившееся в сторону, и посмотрел на схему аттракциона. Предохранительные стопоры девяносто четыре и девяносто пять стояли на последнем вертикальном спуске после поворота Омега.

Плохо. Конечно, система безопасности остановит любое движение. Но он никогда прежде не слышал об отказах стопоров, особенно двух подряд, и ему это не понравилось. Схватив микрофон, он вызвал оператора башни.

— Фрэнк, опусти заслонки. Останови аттракцион.

— Уже сделал. Но… господи, там как раз едет коляска…

Тренированный взгляд Пресли метнулся к мониторам — и от того, что он увидел, кровь застыла у него в жилах.

Экипаж мчался вниз к последнему виражу. Но это не был ровный управляемый спуск, который он наблюдал множество раз. Коляска сильно накренилась, ее шасси раскачивалось из стороны в сторону. Пассажиры навалились на предохранительные перекладины, цепляясь друг за друга; белки их глаз и розовые языки казались на экране мониторов бледно-зелеными. Звука не было, но Пресли понимал, что люди кричат.

Экипаж накренился еще больше, набирая скорость. Затем его резко развернуло, и одного из пассажиров швырнуло вперед. Он отчаянно пытался удержаться, но центробежная сила оказалась чересчур велика; ладонь соскользнула с перекладины, пронеслась мимо отчаянно тянущихся к ней рук взрослых, и мальчишеская фигурка со страшной скоростью кувырком полетела навстречу камере. Пресли едва успел различить рисунок с Джеком Потрошителем, прежде чем камера выключилась от удара и изображение исчезло.

Отходя от Чарлстон-бульвара, чуть дальше Лас-Вегас-стрип, Ранчо-драйв легкомысленно сворачивает влево и стрелой устремляется прямо в сторону Рино, строго на северо-запад, не обращая внимания на все естественные или искусственные соблазны хоть немного изогнуться, словно спешит оставить далеко позади неоновые огни и зелень. Исчезают вдали загородные клубы, торговые центры и, наконец, даже унылого вида пригородные дома из фальшивого необожженного кирпича. Вновь вступает в свои права скрытая под асфальтом и бетоном пустыня Мохаве. Песчаные щупальца тянутся поперек дороги, переходящей, судя по указателям, в шоссе девяносто пять. Лохматые раскидистые деревья юкки испещряют поросшую кустарником равнину; словно памятники одиночеству, стоят кактусы. После шумных толп и ярких огней переход к пустынным просторам выглядит почти сверхъестественным. Кажется, будто здесь ни к чему не прикасалась рука человека — за исключением шоссе.

Эндрю Уорн наклонил зеркало заднего вида вверх и направо и облегченно вздохнул — яркий свет больше не бил в глаза.