Огонь чужой обиды - Елена Паленова

Вещи Марусины какие в церковь отнёс, а какие с собой привёз, чтобы сжечь.

На улице костёр разводить не рискнули — лето сухое было, мало ли что. Поставили сумки с вещами возле печки-буржуйки, дождались, пока Алинка заснёт, чтобы не видела, как мамины вещи в топку летят, и принялись плакать и жечь…

— А это откуда? — всхлипнула Евдокия Михайловна, разглядывая найденную среди вещей маленькую деревянную лошадку, выкрашенную в ярко-рыжий цвет. — Это не Алинкина игрушка. Небось, в саду стащила. Вернуть бы надо.

Она поставила лошадку на стол, чтобы утром спросить у внучки, откуда у неё эта игрушка.

Жгли Марусины вещи долго, плакали ещё дольше. Спать легли уже засветло — после того, как убедились, что угли в печке окончательно погасли, домик хорошо проветрился, и пожара опасаться не стоит. А через час проснулись от дикого крика — Алинка испуганно визжала, указывая маленьким пальчиком на расползающийся по столу огонь. И в углу возле печки будто силуэт тёмный стоит и бормочет что-то.

Евдокия Михайловна схватила Алинку и хотела выскочить на улицу, но задержалась и щёлкнула по пути выключателем, чтобы дед не убился обо что-нибудь, пока пожар тушит. Возле печки стояла их городская соседка — та самая, которую после похорон Маруси хозяйка за дверь выставила. Точнее, не сама соседка, а бесплотная тень с полыхающими огнём глазами.

Огонь дед Фёдор погасил раньше, чем загорелось ещё что-то, кроме скатерти. При этом он поминутно крестился, вспоминал все молитвы, какие знает, и отпускал нелестные выражения в адрес соседки.

— Алиночка, крошечка моя ненаглядная, ну не плачь, маленькая… — приговаривала Евдокия Михайловна, успокаивая плачущую внучку. — Солнышко моё ясное, откуда у тебя лошадка деревянная была, кто тебе её дал?

После увиденного этот вопрос был уже чисто риторическим, потому что стол стоял довольно далеко от печки, и на нём были только скатерть и игрушка. И всё же Евдокия Михайловна хотела получить от внучки ответ — чтобы точно знать, с кого спрашивать за свалившиеся на них беды.

— Тётя Рита, — Алинка наконец-то поняла, чего от неё хотят, и разразилась новым потоком рыданий на тему «Я хочу к ма-а-а-ме».

Всё встало на свои места — и огненные кони, и непонятно откуда берущийся жар. Маруся действительно пыталась защитить своих близких и гнала их прочь из квартиры, где должен был случиться пожар, но так вышло, что дед Фёдор случайно «привёз пожар» туда, где родные ему люди чувствовали себя в безопасности. А соседке, выходит, всё одно было, где мстить, лишь бы наказать обидчиков. И ведь никто не знал, как давно эта лошадка в их доме появилась.

Вот как людям, далёким от суеверий, поверить в такое? Беспокойная душа дочери — это ещё куда ни шло, а колдовство… Это было уже чересчур. Но и не верить собственным глазам тоже было странно. Они ведь все это видели, слышали и чувствовали.

— Что делать-то будем теперь? — поинтересовалась Евдокия Михайловна шёпотом, укачивая выплакавшуюся и задремавшую на её руках Алинку. — Если она дитё малое не пощадила за одну мизерную обиду, то что ж дальше-то будет? А если и дерево на Марусю не само по себе упало? Даже думать об этом не хочется…

* * *

В квартиру городскую они больше так и не вернулись. Дед Фёдор съездил в риэлторское агентство и попросил подобрать на обмен какой-нибудь домик в деревне, чтоб и от города не особенно далеко, и площадь побольше была. Алинка-то растёт, ей уж скоро своя комната нужна будет. А раз так всё сложилось…

Варианты обмена рассматривали придирчиво — чтоб не дай Бог нигде поблизости никакие ведьмы не водились. Пережитого ужаса им с лихвой на всю жизнь хватило. И всё равно вышло так, что понимающий человек по соседству оказался.

Алинка уж в школу пошла, когда баба Дуня поделилась с одной из новых соседушек странной историей из их семейного прошлого.

— Никогда нельзя гнать из дому тех, кто помянуть покойного пришёл, — покачала головой соседка. — Это вам ещё повезло, что дочь ваша, пусть земля ей будет пухом, так сильно любила вас, что до сорокового дня от несчастья оберегала. Если б не она, вы бы и до девятого дня не дожили. А как отошла душа её к Господу, так колдовство до вас и дотянулось беспрепятственно. Не беспокоит оно вас больше?

— Нет, — покачала головой Евдокия Михайловна. — Иногда Маруська во сне приходит перед тем, как Алинка заболеть должна. Предупреждает. Но такого ужаса больше точно не было.

— Если хотите, можно ведь порчу-то и вернуть тому, кто так над вами поизмывался, — предложила женщина ненавязчиво и ни на что не намекая. — Имя вы знаете…

— Э, нет уж, — усмехнулась баба Дуня. — Это не про нас. Мы выбрались из этой грязи невредимыми, а ей Господь судья. Он всё видит. А вы, случаем, ничем таким не промышляете?

Она подозрительно покосилась на собеседницу, но та с невинным видом продолжала орудовать граблями, убирая опавшую листву.

— Нет-нет, что вы. А бабье лето в этом году рано началось, да? Погоды такие дивные стоят…