Алло, пожарная! - Сергей Владимирович Семеркин

проиграли – Лидочка набрала 18 тысяч и побила собственный вчерашний рекорд. Теперь она купит не только новую косметичку, но и сапоги, подходящие к новой косметичке по цвету.

16:00 – Полдник. Самый важный прием пищи после обеда.

17:00 – Поскольку работа уже вся сделана, можно расслабиться. Да, конечно, есть определенный трудности с последней полосой, там нет фото. На третьей дырка в одну четвертую полосы из-за форс-мажорного снятия рекламы. На второй нет репортажа номера и корреспондент, который уехал на него пропал, а также пропала связь с ним. Зато первая полоса белая вся, что может хотя бы радовать эстетов или перфекционистов.

17:17 – Приходила корректор Зоя. Сказала, что те, кто не будет сбрасывать в обмен файлы, получат зарплату в бухгалтерии мелочью. Приходила корректор Мила. Сказала, что те, кто будет кавычить аббревиатуры, получит зарплату на размагниченные карточки. В бухгалтерии нас успокоили, в банке дефицит с мелочью и карточки все магнитят на совесть. Но совести у банковских служащих, как и у журналистов – нет. Мы не обиделись и пошли пить чай.

17:35 – Приходил наш спившийся и уволенный корректор Стёпа. Плакался, что бросил пить. Что может ковычить и может не ковычить. Что знает все правила русского языка, а также его трудности, включая те, что не вошли даже «в Розенталя». Денег он не получил (на водку), но мы ему налили и дали пару бутербродов. От жизни на одну зарплату сторожа никто не застрахован.

18:00 – Начинается Аврал до 21:00, который перерастет в Мега-Аврал до 23:00, но я этого всего не увижу. По КЗОТУ мне положена личная жизнь, и я на крыльях любви лечу к единственной и неповторимой. С ней и провожу время до 3:00 следующих календарных суток. Потом мы ругаемся на почве не-секса (слишком личное, чтобы здесь приводить). И я еду к жене.

4:00 – Дверь заперта изнутри на задвижку. Скребусь. Супруга отказывается меня пускать, не верит, что мы сдавали номер. Говорит, что я пьян и в помаде. Я заявляю, что меня послали на задание под прикрытием. Благоверная орет, что путаны (и это еще мягко сказано) никогда не были прикрытием таких кобелей (эвфемизм).

5:00 – На коврике около двери спать холодно и я решаю ехать работать.

6:00 – Я на работе. Работаю. Заглядывал к шефу. Там никого. Ура, я точно передовик производства!

3. Будни монтёра

Вообще-то я сценарист, но по моему сценарию поставят спектакль только в следующем году. А денег хочется сейчас. Посему, работаю монтёром. Временно. Ох как я теперь понимаю фразу: нет ничего более долговечного, чем временное. Ну, монтирую то, монтирую сё. Вот сегодня взяли поллитру, не хватило (гм… а когда у нас поллитровки хватало?), взяли еще. Монтируем. Ещё чего-то взяли, но сколько и чего – уже плохо помню. Надо спецэффект включать, какой – уже не только я, но и никто из монтёров вспомнить не в силах. Да и некогда. Но как самому молодому – включать мне. Ладно, иду куда надо и…

Веревок – три, а спецэффект – один. Это точно (веревки сосчитал на ощупь, потому что глаза выдавали непотребную цифру: "много"). Смотрю на сцену, не получается, концентрируюсь… теперь получается! Может быть, там правильный ответ на мой не высказанный вопрос валяется. Нет, не валяется. Стол там стоит и за ним люди сидят… как будто квартира. Постановка по пьесе то ли Чехова, то ли Островского, классика, короче. Но в современной обработке. Режиссер так видит. Ага. А передо мной три веревки, три дороги, три судьбы.

Зажмуриваюсь.

Дергаю!

На сцену падает снег. Кое-кто из "застолешников" опускается под стол поискать вдруг потерявшиеся запонки: напомню, по сценарию народ сидит в квартире, причем, на дворе лето.

Василий (главный герой): – Кажется, крыша прохудилась.

Валерия (отрицательный типаж – стерва): – Да и с погодой что-то не то…

Ещё несколько действующих лиц отправляются под стол помогать искать запонки.

Я сосредотачиваюсь и дергаю за вторую веревку – мне уже в принципе всё равно, что последует…

Но не месяц же ясный, мать-перемать! Ведь на сцене – день!

Под столом почти все.

Ангелина (сквозь хи-хи и ха-ха): – Увидеть месяц днём и умереть. Скончаться. Сном забыться. Уснуть… и видеть сны?

В зале раздаётся шум, похожий на хохот.

Константин (роль у него маленькая, из пары фраз, но тут решил сымпровизировать): – Это всё из-за ядерных испытаний…

Он, наверное, это к снегу хотел сказать, но из-за стола выполз только к восходу луны.

Мне не смешно, я же главный клоун этого зажигательного вечера, а вот остальные лежат: за сценой все, на сцене – почти все. Прибегает главреж и объясняет мне хорошо поставленным голосом (слышно в зале), что для таких умных, находчивых, разносторонне талантливых, золоторуких молодых людей, как я, на нужной веревке завязали бантик. Тут мои расфокусированные глаза действительно сосредотачиваются на бантике. Оба на! Главреж дергает за веревку с бантиком, но силы не рассчитывает – веревка обрывается и, падая, срывает с него очки. Тут ловлю ха-ха уже я, но смеяться, стоя перед главрежем, как-то неудобно, посему потихоньку сползаю на пол.

Дали занавес.

А мне впендюрили выговор (наистрожайший, с занесением), я его на стенку гвоздями прибил в комнате монтёров, пусть другим неповадно будет так же, как и мне. Ну, ясное дело, спрыснули сей документ знатно. Тем более, что из монтёров меня поперли в световики. Временно в младшие (типа стажёром). Тут думать, где бантик не надо – всего одна кнопка.

Справлюсь.

Ага, кнопка-то – одна, а рубильников – восемь!

Всё только начинается…