Ловцы небесных алмазов - Ольга Вешнева

Соседи держали корову, и нам иногда перепадало немного молока.

Так и жили. Выживали. Радовались каждому письму отца с фронта и боялись, а вдруг оно последнее. Боялись и что враг возьмет Москву, падет наш главный оплот. Всего боялись. Как участились налеты, вздрагивали при каждом шорохе. В окопах сидели в обнимку. Помирать - так всем вместе.

День Победы. Неописуемая радость. Наши герои победили врага.

Отец вернулся, а оба дедушки и три дяди - нет. Я их почти не помнил. Мне, семилетнему ребенку, легче было пережить потерю. А мама потеряла своего любимого отца и заботливых братьев. Бабушка - мужа и сыновей. Взрослые плакали, и Катя, которая старше меня на три года, заливалась слезами. Я сидел возле них на лавке у печки и молча грустил.

У бабушки в деревне я встречался с невидимыми врагами - страхами, которые были одни для детей и взрослых. Мужественно боролся с ними. И вдруг испугался предсказания гадалки? Стыдно. Но что было, то было.

Не то цыганка, не то молдаванка, одним словом - приезжая.

Прасковья прибыла в нашу деревню с волной эвакуации, да так и осела в старом ничейном домике, хозяева которого погибли при первой бомбежке.

Одинокая, бездетная. Все сторонились ее, и мужики и бабы, проведав об "особом даре" лечить людей и видеть будущее. Ведьмой скликали за глаза, но прогнать не решились из благодарности. Прасковья помогала сельчанам. Заговаривала детские хвори, исцеляла тяжелые раны немногих вернувшихся с войны солдат. За услуги брала краюху хлеба или крынку молока, или цыпленка. А если знала, что просящий о помощи живет впроголодь, ничего не просила, еще и сама угощала.

Прасковью уважали, но сторонились. Один колхозный староста, вдовец, который был не так уж стар, но хвор с младенчества и потому его не взяли на фронт, пробирался к ведьме по ночам чужими огородами. Соседи говорили, бегал он шустрей, чем в юности. Знать, и ему помогало ненаучное лечение травяными зельями с прикладыванием лопуха.

В дом Прасковьи на окраине деревни близ леса меня затащила сестра. Вздумалось ей погадать на суженого. Принимала ведьма строго вечерами, уже по темному. Катя боялась волков. Много их развелось в войну. Приходили ночами к домам и выли под окнами. Волки ушли, как война закончилась, но сестра наотрез отказалась идти одна. И я не мог отпустить Катю без присмотра, хоть и посмеивался над ее "средневековым невежеством".

Прасковья вышла на крыльцо, и мы вместе отшатнулись, оробев. Жутко поблескивали в сумерках белки ее глаз навыкате, черных непроглядно. В них не отражался свет молодого месяца. Сама по себе, не считая непривычно темных глаз и бородавки на щеке, была не так уж и дурна собой. Еще не старуха, но давно не молодка. Круглолицая, плотная, высокая. На голове по-украински повязывала цветастый синий платок. Платья носила темные, мешковатые.

Я остался в сенях ее дома, чтобы не торчать на крыльце, как пес.

Прасковья недолго с Катей говорила и все стихами. Просила не бояться холода, смело ехать в далекий Иркутск. Напророчила, что Катя там познакомится с парнем по имени Владлен и заживут они счастливо в любви. Будут у них трое детей, отдельная двухкомнатная квартира и мотоцикл, а позже машиной разживутся и дачу снимут на берегу красивого озера.

Не успела счастливая Катя расплатиться с гадалкой московскими сладостями, как Прасковья высунулась из приемной комнаты в сени:

- Что стоишь неприкаянно, молодой человек? Иди слушай про свою суженую. Али испужался?

- Ничего я не боюсь! - ответил, с нарочитой храбростью заглядывая в ее жуткие вытаращенные глаза. - Я коммунист. Не верю в ваши сказки.

- Знай, милок, вера не ко всем сразу приходит. Один ее хранит с детства, другого она сама найдет, как наступит его время познания мира. Третьего сочтет недостойным, и горе тому. Проходи, коммунист, потолкуй со знахаркой. А верить иль нет, сам решай. Но слова мои запомни. Пригодятся.

Прасковья улыбнулась широкими, как у лягушки губами, приглашая в тесную приемную. Еще и вредная сестра меня подтолкнула.

В "кабинете" гадалки на стенах висели пучки трав, на полках стояли банки с заспиртованными мухоморами, кореньями.

Я сел на шаткий фанерный стул напротив Прасковьи. Ведьма расположилась за щербатым столом, помешивая деревянной ложкой едко пахнущий горячий темно-зеленый отвар в глиняном горшочке.

Выщипала пару моих волос, кинула в отвар и запричитала стихами с подвывом:

- Ой ты, дух лесной,

Живущий под сосной,

И Дед Пихто,

Кого не видал никто,

Болотные мавки,

Луговые козявки,

Вы Петра окружите И судьбу покажите

Как любовь его звать,

Где по свету искать!

Уставилась Прасковья в горшок. Зелье вскипело как на керосиновой плитке, только без огня. На дубовом столе.

Ведьма вздрогнула, заохала, мотая головой и хватаясь то за пышную грудь, то за румяные щеки.

- Ох ты, подруга моя кикимора, страху-то я натерпелась! Отродясь ничего ужаснее не видывала, и знать не знала, что водится такое на белом свете. Ой, караул! Выручайте, лесные друзья! Не то помру от ужаса!

"Окончательно спятила баба. Нечего людей дурить", - подумал я.

А ведьма как уставится на меня, вытаращив глаза еще шире, чем прежде. Как завопит во весь голос, вскинув пухлые руки к потолку:

- Вижу зло неродное И горе лихое,

И кровавый мрак!

Так нельзя никак!

О, предвечный свет,

Не счесть тебе лет!

Ты беду отведи И любовь приведи.

Пусть сияет над бездной Свет алмазов небесных!

Прасковья устало вздохнула, уткнулась позеленевшим лицом в сложенные перед горшком руки.

- Ничего не понимаю. Где же моя суженая? - решил посмеяться над ее бредом.

- Ступай, милок. Чуть не свела меня в могилу твоя ненормальная судьбина! - гадалка подняла голову и махнула рукой. - Бедное сердечко еле выдержало напасть чужеродных кошмаров. Не торопись на свидание. Твоя красавица еще не родилась под кровавым небом.

- Как так не родилась?

- Вот так. Что вижу, то и говорю. Она родится в день, когда Катерина встретит своего Владлена в Иркутске!

Прасковья вытеснила нас с притихшей сестрой за порог и захлопнула дверь.

В кино мы с Зиночкой смотрели “Свадьбу с приданым”. Зина обожала этот фильм. Я прежде относился к нему равнодушно, но в тот жутковатый вечер сразу две темы: колхозная и свадебная, вызывали навязчивое гадкое ощущение, похожее на осеннюю слякоть. Противный мелкий дождик, которому, кажется, не будет конца. Пузыри в лужах. Грязь и гнилые опавшие листья под ногами.

Как будто холодный туман затянул пространство вокруг меня, скрывая краски жизни. Яркое красное платье в горошек, которое очень шло девушке, мне казалось темнокоричневым во мраке кинозала.