Если спросишь, где я - Реймонд Карвер

Я достал из шкафа свои старые шмотки. Натянул шерстяные носки поверх обычных. Как следует затянул шнурки на голенищах сапог. Сделал пару бутербродов с тунцом и несколько «двойных» крекеров с арахисовым маслом. Все это я положил в походную бутербродницу и пристегнул ее и охотничий нож к ремню. Когда я уже собрался уйти, то подумал, что лучше оставить записку. Я написал: «Мне лучше, я пошел на речку. Я не надолго. 15:15». Сейчас было около одиннадцати. Джордж возвращается из школы в половине четвертого, поэтому я скинул пятнадцать минут, чтоб не вышло никаких накладок. Перед тем, как отчалить, я слопал один бутерброд и запил его стаканом молока.

На улице было классно. Стояла осень. Вообще-то было еще тепло, только ночи стали холодными. По ночам в садах жгли костры для окуривания деревьев, и к утру вокруг ноздрей всегда скапливалась сажа. Но никто не ругался. Считалось, что эти костры не дают молодым грушевым деревьям замерзнуть, так что чего ругаться-то.

Чтобы попасть на речку, нужно было сначала дойти до конца нашей улицы, где она пересекается с Шестнадцатой авеню, потом по авеню налево, мимо кладбища к Ленноксу, там еще китайский ресторан. Оттуда, с перекрестка, можно увидеть аэропорт, а речка Берч — как раз за ним. На перекрестке Шестнадцатая авеню переходит во Вью-роуд — по ней нужно пройти к мосту, это уже совсем немного. По обеим сторонам этой улицы сады. Там можно увидеть фазанов, носятся туда-сюда, но на них нельзя охотится, иначе тебя самого может подстрелить один грек, Матсос. Короче, весь путь от моего дома занимает около сорока минут.

Я шел по Шестнадцатой, и вдруг передо мной затормозила красная машина, за рулем сидела женщина. Она перегнулась через переднее сиденье, опустила стекло и спросила, не нужно ли меня подвезти. Довольно тощая, и около губ полно маленьких прыщиков. И бигуди на башке. Но все равно она очень даже ничего. На ней был коричневый свитер, обтягивающий классные сиськи.

— Прогуливаешь?

— Ну, да.

— Тебя подбросить?

Я кивнул.

— Тогда залезай. Быстрее. Я вообще-то тороплюсь.

Удочки и корзину для рыбы я сунул на заднее сиденье. На полу и на самом сиденье лежала груда пакетов из супермаркета «Мела». Я пытался придумать, что бы такое сказать.

— А я вот порыбачить собрался, — брякнул я. Потом снял кепку, сдвинул бутербродницу на живот, чтоб можно было сесть.

— Правда? Я б никогда не догадалась, — засмеялась она, выезжая на дорогу. — Куда тебе? На речку?

Я снова кивнул и начал рассматривать свою кепку — ее мне купил мой дядя, в Сиэтле, когда ездил на хоккейный матч. Я не знал, что еще сказать. Я уставился в окно и начал втягивать щеки. Сколько раз я представлял себе, как женщина меня сажает в свою машину. Как потом отвозит меня к себе домой, и я имею ее там по всем углам. Пока я думал об этом, у меня начал вставать. Я передвинул кепку на ширинку, закрыл глаза и попытался переключиться на бейсбол.

— В один прекрасный день я тоже начну ходить на рыбалку, — сказала она. — Говорят, это хорошо успокаивает. А то я чересчур нервная.

Я открыл глаза. Она остановила машину на перекрестке. Я хотел сказать: «Вы правда сегодня очень заняты? Может, сегодня и попробуем?» Но не осмелился даже на нее посмотреть.

— Надеюсь, ничего, что не до самой речки? Мне здесь нужно поворачивать. Я правда спешу, — сказала она.

— Конечно-конечно, все отлично.

Я вытащил наружу свое барахло. Потом нацепил кепку — и снова снял ее перед тем, как заговорить.

— Всего доброго. Спасибо вам. Может быть, следующим летом…

Она не дала мне закончить.

— Порыбачим? Обязательно. — И помахала мне двумя пальцами, именно так, как это обычно делают все женщины.

Я побрел дальше, на ходу обдумывая, что можно было ей сказать. Сразу в голову пришло несколько вариантов. Да что ж это я? Я рассек воздух удочкой и даже пару раз крикнул. Для начала надо было предложить ей вместе пообедать. У меня дома никого ведь не было… И вот мы уже у меня в спальне — под одеялом. Она спросила, не возражаю ли я, если свитер останется на ней. И брюки тоже. Конечно, отвечаю я. Мне и так хорошо.

Птенец морского петуха пролетел над самой моей головой и плюхнулся в воду. Я стоял в нескольких метрах от моста. Было слышно, как журчит вода. Я сбежал вниз по насыпи, расстегнул ширинку и запустил струю в воду. Футов в пять, прямо-таки новый рекорд. Потом съел второй бутерброд и печенье с арахисовым маслом. Выпил полфляжки воды. Теперь можно было и порыбачить.

Сначала я решил заняться поиском подходящего места. Я рыбачу здесь уже третий год, с того самого времени, как мы сюда переехали. Раньше нас с Джорджем привозил сюда отец, а сам ждал в машине — курил, насаживал наживку, чинил снасти, если наши лески рвались. Мы всегда начинали ловить на мосту, а потом спускались ближе к воде, и всегда что-нибудь да ловили. Раза два, в первый год, нам удавалось поймать даже столько, сколько разрешено. Я разложил свои манатки и несколько раз закинул удочку под мостом.

Потом попробовал закинуть удочку с берега и около большого камня. Но ничего не выловил. В одном месте, где вода была спокойной и дно было устелено опавшими желтыми листьями, я заметил двух огромных раков, которые ползли по дну, выставив вперед свои мерзкие клешни. Вдруг из кучи хвороста, валявшейся неподалеку, выскочила перепелка. Когда я бросил в нее палкой, в десяти футах от меня выскочил самец фазана и давай кудахтать, я чуть не выронил удочку.

Река у нас не сказать чтобы очень широкая, и течет медленно. Почти в любом месте ее можно было перейти вброд и не промочить ног. Я пересек пастбище, на нем полно было маленьких ямок — следы коров, и дошел до огромной трубы, откуда льется вода. Я знал, что за трубой есть небольшая впадина, поэтому старался двигаться очень тихо. Подойдя как можно ближе, я забросил туда удочку. И только наживка коснулась воды, леска сразу дернулась, но поймать рыбу я не смог. Я чувствовал, как она билась. Потом она сорвалась с крючка, и леска ослабла. Я снова надел приманку на крючок и еще несколько раз закинул удочку. Но сегодня была полная невезуха.

Я пошел вверх по насыпи и пролез под забором, на котором висела табличка «Посторонним вход воспрещен». Здесь начиналась одна из взлетно-посадочных полос. Я остановился, чтобы получше рассмотреть цветочки в трещинах на асфальте. Хорошо были видны маслянистые полосы от шин, остававшиеся при торможении, впритык к цветам. Я прошел на ту сторону аэропорта, снова оказался у реки и еще пару раз закинул удочку, по пути к самому глубокому месту. Я решил, что дальше не пойду. Когда я был здесь впервые, три года назад, вода здорово бурлила, доходила аж до самого верха. Тогда течение было таким быстрым, что я вообще не смог рыбачить. Теперь же вода ушла и опустилась на шесть футов. И, булькая, вода вливалась через узкий проток в широкий затон, где с трудом можно было разглядеть дно. Чуть дальше дно опять поднималось, и становилось мелко, будто так всегда и было. Ну а когда мы были здесь в последний раз, я поймал две рыбины по десять дюймов каждая и одну упустил, огромную, раза в два больше. Папа сказал, что это была радужная форель. Он сказал, что эта рыба приходит ранней весной, во время половодья, и обычно уплывает назад в реку еще до того, как вода спадет.