Годен к строевой! - Михаил Серегин

- Засранец, - шепотом произнесла толстуха.

Возмущенный Резинкин повернулся. А не послать ли ее?

- Что я сейчас сказала?

- Засранец.

- Правильно, зрение единица, слух в норме.

- Пыреев! - выкрикнула доктор.

В дверь вошел высокий плечистый, что подавал недавно голос.

Медсестра от неожиданности часто заморгала. Толстуха покраснела, а крикнувшая докторша продолжала писать.

- Сердце болит?

- Марья Ивановна, - пролепетала толстуха.

Тетя подняла голову от личного дела и увидела внушительную приспособу для воспроизводства себе подобных.

- Что это? - пролепетала она, протягивая личное дело Резинкину. - В следующую комнату.

- Член, - ответил за слегка сконфуженного парня Резинкин и прошел в следующее помещение.

- Умник! - послала ему вслед доктор.

За столами друг напротив друга сидели два мужика. Один в погонах, молодой, другой в белом халате, старый.

- Ко мне, - позвал старый. - Спусти трусы.

Резинкин подчинился.

Доктор взглянул на добро.

- Годен, - пробормотал дед, начиная быстро заполнять свою графу в карточке.

- А то, еще как годен.

Запись была короткой.

- Берите личное дело и встаньте ко мне лицом, - произнес молодой.

Не натягивая трусы, Витя крутанулся на голос и протянул свою папочку.

- Резинкин Виктор Сергеевич, в соответствии с Законом Российской Федерации о воинской обязанности вы призваны на срочную военную службу сроком на два года. И натяните трусы, подорвете сквозняком здоровье, товарищ боец.

* * *

Витя сидел за большим обеденным столом в зале и держал в одной руке рюмку с водкой, а другой размеренно тискал Аленкину голую нежно-розовую ляжку, задрав юбку так, как только было возможно.

Поскольку произносился не первый тост, никто не вставал, и последние полчаса он не прекращал гладить ее ни на минуту. Все приглашенные порядочно поднабрались, но вряд ли они преодолели и треть пути. Резинкины запаслись зельем основательно и считали своим долгом упоить гостей в дым, что сделать в русском селе весьма не просто. Очень многие способны шевелиться и бормотать даже после нескольких предельно допустимых доз. Один из таких крепких орешков - старый дед Петро - толкал речь:

- Служи геройски, чтоб родители могли гордиться тобой. - Витькина мать всплакнула и поспешила промокнуть глаза краешком цветастого платка, отец молча кивнул, глядя в рюмку, самого оратора повело немного вперед, но он приостановил движение по опасному направлению, уперевшись в стол. - По службе не робей и, если придется бить кому-нибудь морду, делай это на совесть. Не забывай свою красавицу, - все взглянули на румяную Аленку, и та опустила глаза, томно вздохнув. Витькина рука блуждала по знакомым ей местам вот так вот прямо за столом… Хорошо, что скатерть длинная и люди вокруг основательно захмелевшие. - Давайте выпьем за будущего солдата и пожелаем ему легкой службы.

Заглатывая водку, Витя перестарался, и Аленка, расплескивая спиртное, повалилась к нему на плечо, а потом нежно поцеловала при всех.

Витек поднялся, взял со стола пустой стакан. Налил в него самогонки до краев и медленно осушил одним махом.

- Силен.

- Силен, - понеслось со всех сторон.

Аленка зааплодировала.

- Я иду служить, - сделал заявление заплетающимся языком Виктор, сел, обнял за шею Аленку, а в следующее мгновение в полубреду повис на ней, невольно хватаясь руками за мягкое.

Витя стоял перед военкоматом, крепко держа Аленку за… В общем, пониже талии.

- Лысенький ты мой, голубоглазенький, - шептала она, - поосторожнее там.

Сморгнув, Витек провел рукой по голове.

- Где мои волосы?

- Мы вместе с твоей мамой стригли тебя вечером. Я держала тебя, а она стригла. Так твой папа велел. Говорит, в армии все так ходят.

- Поживем - увидим. А мы с тобой любовью-то занимались?

Аленка хихикнула и сообщила, что он ни на что не был годен.

- Твоя мама даже предлагала мне остаться.

- А твоя мама предлагала тебе остаться?

- Нет. Она и так меня ругала за то, что я пришла домой во втором часу.

- Да, в жизни две беды: понос и теща. Извини.

- А почему?

- Теща?

- Нет, понос.

- Дорогая, ты еще так молода, и у тебя все впереди, - он невольно рыгнул ей в лицо и не стал больше извиняться. Не стоит. Пусть она запомнит о нем хоть что-то.

Родители стояли в стороне и не мешали молодым прощаться. В центре небольшого пятачка перед военкоматом - никого. Призывники с родственниками, любимыми и друзьями стояли под деревьями и вели неспешные разговоры.

В основном, гадали, кто куда попадет, просили чаще писать, напутствовали, чтобы лишний раз сыновья не подставляли свои головы.

Капитан, проверявший повестку у Резинкина, когда тот приходил на медкомиссию, вышел на середину небольшой асфальтированной площадки.

- Становись! - зычно скомандовал он, и людская масса пришла в движение.

Взяв старенький рюкзачок, висевший на сучке дерева, Витя набросил его на плечо. Внутри, кроме зубной щетки, пасты и куска мыла, имели место быть еще и обруч домашней колбасы, немного брынзы и котлет.

Аленка прильнула к нему. Их губы соединились. Мир разделился на две половинки - до этой первой в его жизни военной команды и после. Груз расставания навалился на всех, кто пришел провожать своих пацанов.

Подошли проститься мать и отец. Витя обнял отца, поцеловал мать, не скрывающую слез. В последний раз он чмокнул Аленку.

- Не беременей тут без меня.

- Постараюсь, - пролепетала она и смахнула слезу.

Он не очень твердыми шагами заторопился к выстраивающейся шеренге.

Первым стоял широкоплечий - тот, которого Витек приколол и выставил перед комиссией без трусов.

Затесавшись пятым или шестым, Витя замер.

- Все? - спросил сам себя капитан, оглядывая родственников и ища тех, кто, может быть, никак не мог расстаться с близкими. - Вроде все.

Найдя глазами своих, Резинкин стоял в строю и видел, как мать теребит платок, как отец сурово смотрит на него, как Аленка время от времени помахивает маленькой тоненькой ладошкой.

- Безбородов!

- Здесь!

- Солдат, услышав свою фамилию, громко и четко отвечает «я», - просветил капитан.

- Я!