Фенечка для фиолетовой феи - Светлана Лубенец

Закончив свою речь, Алевтина Николаевна вернулась на покинутый пост. Ксения стояла в состоянии некоторого замешательства. Да… Так с ней еще никто не разговаривал! Что ж, приятно встретить достойного собеседника. Но даже директорская ядовитость не заставит Ксению изменить себе.

Когда она вошла в кабинет географии, новые одноклассники встретили ее настороженным молчанием. Под взглядами двух десятков пар глаз она гордо прошествовала к своему месту. Сесть на стул она не успела, потому что парень, сидящий сзади, сощурившись, остановил ее вопросом:

– В пупок не дует?

– Закаленный! – мгновенно отреагировала Ксения и, кивком показав на его махровую толстовку, спросила: – А ты не потеешь?

Кто-то в классе коротко хихикнул, и снова воцарилась напряженная тишина.

– А я временами проветриваю, – не смутился парень и так рванул «молнию» на груди, что она тоненько взвизгнула.

– Ой, посмотрите, – нараспев проговорила та самая девчонка, которую Ксения про себя окрестила Овцой Долли. – Сейчас Германович нам стриптиз организует. Ты бы вышел, Стасик, из-за стола, а то плохо видно!

– Тебе, Брошка, смотреть нельзя: ты очень впечатлительная, – весело посматривая на Долли, отозвался тот, кого назвали Стасиком Германовичем. – Влюбишься – за уши не оттащишь!

Одноклассники облегченно рассмеялись, напряжение ослабло, а Овца Долли села на свое место, бросив Германовичу через плечо:

– Гляди, как бы тебя оттаскивать не пришлось!

Ксения тоже опустилась на стул. А Германович, кажется, ничего. Веселый и не злой. Только вот имя… Стасик… Не имя, а пирожное со взбитыми сливками… Интересно, почему Овцу называют Брошкой? Может быть, из-за волос? Под лучами солнца, бьющего в окно, ее кудряшки блестели и отливали платиной. Пусть они себе блестят хоть бриллиантами, но для Ксении эта девчонка навсегда останется Овцой Долли.

Ксения почувствовала взгляд сбоку и повернула голову. Парень, который вчера жутко покраснел при виде ее разреза, поспешно отвел глаза. Ксения тихо, но так, чтобы он слышал, пробубнила:

– Прости, но сегодня я в брюках.

Она нагнулась над рюкзаком и поняла, что вообще-то промахнулась: короткий ядовито-розовый эластичный топик самым коварным образом полез вверх. Еще немного, и Германович будет иметь счастье видеть, какое на ней белье. Ксения резко выпрямилась. Придется весь день сидеть с железной спиной. Удовольствие, прямо скажем, ниже среднего. Ладно. Придется потерпеть. Завтра она вместо топика и бирюзовых брюк наденет облегающую блузочку кислотного оранжевого цвета и, пожалуй, опять ту юбку с разрезом. Пусть парнишка порадуется. Она бросила взгляд на соседа справа. Он взгляд почувствовал, потому что лицо его мгновенно сделалось багровым. Ксения подождала, пока багровость с его лица доползет до шеи, презрительно хмыкнула, отвернулась и придвинула к себе учебник географии.

После уроков по дороге к дому ее догнал Германович и пошел рядом. Некоторое время они молчали, потом он сказал:

– Мне кажется, на твоей голове не хватает ирокеза.

– Да? – Ксения, не ожидавшая такого заявления, слегка опешила.

– Ага! Я прямо вижу его – фиолетовый гребень ото лба к затылку. Тебе пойдет.

– Ну что ты! – пришла в себя Ксения. – Это же вчерашний день! Я, знаешь, обдумываю другой вариант: может быть, остричься наголо? Как ты думаешь?

– Полностью одобряю! – Германович показал вытянутый вверх большой палец. – А вообще-то… ты откуда взялась такая?

– Какая?

– Ну, такая… экстремальная. – Германович широко и обезоруживающе улыбнулся. И Ксения, которая уже готова была сказать ему какую-нибудь гадость, резко расхотела это делать.

– Вообще-то мы переехали из другого района, – улыбнулась она в ответ.

– А в том, вашем, районе все такие… фиолетовые?

– У нас там всякие, – почему-то вдруг обиделась Ксения. – А вот Стасиков, – она нарочно просюсюкала его имя, – не наблюдалось.

– Стасик – это для избранных, – резко затормозил Германович, оглядывая ее снизу доверху, – а для тебя я – Стас или Станислав Сергеевич! Сечешь? – И, не дожидаясь ответа, он пошел в противоположную от нее сторону.

Ксения поморщилась. Пожалуй, она переборщила. Германович ей понравился. И чего ее понесло? Может, в самом деле обриться наголо? Вот Станислав Сергеевич вздрогнет!

С порога, не сняв обуви, мама тоже запела песнь про фиолетовые волосы:

– Ксения, хватит нас срамить! Я прямо не знала, что сказать вашей директрисе. Со стыда с тобой сгоришь, честное слово!

– Ты что, ходила в школу? – изумилась Ксения.

– Я не ходила в школу. Зато я приходила на обед. Лучше бы не приходила… – Мама наконец переобулась в тапочки. – Звонила Алевтина Николаевна и очень просила разобраться с твоей головой.

– Разбирайся! – Ксения, дурачась, стала на колени и склонила шею перед мамой. – Руби!

– Мне не до шуток! – рассвирепела мама. – Я уже устала отвечать на вопросы знакомых, почему моя дочь ходит, как кикимора с детского утренника. По-моему, они считают, что у тебя не все дома.

– Вот видишь! Скоро и Алевтина Николаевна будет того же мнения и от тебя отстанет.

– Ксения! Мне стыдно! – Мама перехватила другой рукой хозяйственную сумку, которую на нервной почве забыла отнести на кухню. Из объемистого нутра сумки торчали две желтые куриные ноги со скрюченными когтистыми пальцами. – Я обещала директору, что ты перекрасишься в нормальный цвет.

– Мамочка! – Ксения вскочила с колен. – Мой взгляд, например, оскорбляет средневековый костюм Алевтины Николаевны в такую… жуткую клеточку… Я же ничего, терплю. Почему я в угоду ей должна перекрашивать волосы?

– Потому что у людей не бывает фиолетовых волос! У них от природы другой цвет, понятно?

– Да? А разве от природы у людей бывают сиреневые губы? Зачем ты их красишь в такой странный цвет?

– Ксения! Мне уже за сорок. Я – взрослый человек, в конце концов!

Раздраженная мама ходила взад и вперед по комнате, угрожающе размахивая сумкой с курицей. Желтые ноги по-прежнему жалко кривили пальцы с синеватыми когтями.

– И почему это вам, взрослым, все можно? Кто так распределил? Кому мешают мои волосы?

– Знаешь что… – Мама перестала метаться и села на диван, как в вагоне метро, поставив сумку себе на колени. Куриные когти царапали ее вздымающуюся в волнении грудь. – Существуют определенные нормы поведения. Ты же не пойдешь по улице голой, хотя это никому не помешает.

Ксения задумалась, потом вытащила из маминой сумки пакет с когтистой птицей и заявила:

– Так и знай. Я не стану перекрашиваться. Ни за что! Твоя директриса, конечно, может попытаться выгнать меня из школы, но я тогда… пожалуюсь в ООН на ущемление моих прав. Ясно?