Ольга, лесная княгиня - Елизавета Дворецкая

Нет во живности родимого свет-брателка! –

повторяли мы за стрыиней Домашей слова причитания.

Даже Кетька, зажатый на скамье между мной и Эльгой, чтобы не свалился, хныкал, будто тоже понимал: род лишился самого прославленного своего представителя.

Эльга получила имя в честь знаменитого родича, точнее, по второму прозвищу Одда Стрелы – Хельги. Словене называли его князь Хельг – или Олег – и считали ясновидящим. К тому времени как она родилась, Одд уже давно правил землей полян, поэтому даже старые князь и княгиня не возражали, чтобы их внучка получила варяжское имя. Наши с Володеей настоящие имена – Ауд и Вальдис – они так до конца и не признали, звали нас по-своему. Но мы привыкли: мы с детства говорили одинаково свободно и на словенском, и на северном языке.

Наши отцы устроили в честь брата Одда поминальный пир. Из Люботиной веси, что лежала через реку, прибыли родичи моей матери, из Плескова – Эльгиной: князь Судога с сыновьями, а еще тамошний воевода Сигбьерн ярл с женой и тоже с сыновьями. Его жена, фру Борглинд (старая княгиня звала ее Бурливой), в нарядном синем платье, сияла позолоченными наплечными застежками с тремя рядами цветных бус между ними, булавками и браслетами с узором из хитро переплетенных зверей.

На пиру отец и стрый Вальгард много рассказывали о юности своего родича, о его и своих предках, о походах и подвигах. Что и говорить: никто из нашего рода не достиг столь многого: стать конунгом в стране, где о нем до того и не слышали! По обычаю кривичей, на стол поставили миску и ложку для покойного, и жены братьев, как ближайшие родственницы, пригласили умершего к столу, поклонившись в закатную сторону:

Приходи, да родный брателко,

Приходи да меды пити,

Меду пити да поести.

Да пойдешь ты не дороженькой –

Темным лесом да болотом…

– И кто же теперь будет в Киеве князем? – спрашивали старейшины. – У него же вроде сыновей никого не осталось?

Все посмотрели на наших отцов, и те покачали головами.

В одном мудрому Одду не повезло: ему пришлось пережить своих сыновей, и многие считали, что именно такова была цена за его слишком выдающиеся успехи. Судьба ведь ничего не дает даром, и если она позволила человеку возвыситься больше, чем он мог ожидать, расплачиваться за это придется его потомству.

– В Усвяте слышал, что новым князем признали его внука, – сказал вуй Гремята. – Его тоже зовут Олег, что, конечно, делу помогло[1]. А к тому же он по отцу княжьего рода – так кому же, как не ему? Киевские бояре за ним проехали через Усвят еще раньше нас.

– Но он же вроде малец еще? – Князь Судогость посмотрел на нас: мы рядком лежали на полатях, свесив головы.

– Вовсе нет, – возразил стрый Вальгард. – Его дочь вышла замуж за Предслава Моровлянина лет двадцать назад, так что его внук давно взрослый. Мы не слышали, чтобы он женился, но я бы не удивился, если бы оказалось, что мой брат Одд успел дождаться и правнуков.

– Да уж наверняка его в Волховце женили, – заметил старейшина Доброзор, наш с Аськой и Кетькой дед по матери. – Коли на возрасте, то без жены они его в Киев не отпустят.

Глядя с полатей на родичей и гостей, на блюда, чаши и рога, слушая разговоры, мы еще мало что понимали. Наш двоюродный племянник, который был уже взрослым мужчиной, недавно провозглашенным киевским князем, рисовался нам весьма смутно. В наши головы тогда не приходило даже мысли, что мы сможем когда-нибудь его увидеть.

В конце пира стрыиня Домаша отошла к двери и ответила за покойного, кланяясь из тени:

– Я с вами да насиделся,

Да на вас да нагляделся,

Я всего да накушался,

Да спасибо вам за все,

Да живите да не ссорьтесь.

А мне пора да восвояси,

Восвояси, да в темну могилку.

Далека да моя дороженька –

По темному лесу, по болоту…

Нам было страшновато: Эльгина мать будто и правда ненадолго превратилась в покойника. Но уже на другой день мы обо всем этом забыли. Казалось, далекий и неведомый Одд Хельги на миг бросил на нас пристальный взгляд из Закрадья и снова скрылся навсегда.

До Олега Моровлянина – того человека, которого смерть Олега Вещего затрагивала сильнее всех, – весть дошла еще позже.

Миновало немало дней, прежде чем обоз от Усвята, пробираясь через метели и заносы, на которые щедра оказалась нынешняя зима, дополз до берегов Ильменя. Обогнув замерзшее озеро, минуя гнезда, веси и городцы, он наконец притащился к истоку Волхова, где стоял городок под названием Волховец. К этому времени уже все жители Поозерья знали о важном событии, поэтому обоз сопровождали незваные гости из Будгоща, Ярилина и Варяжска, лежащего на реке Варяже. Все хотели знать, что будет дальше.

Городок Волховец был не так стар, как соседний Словенск. Когда-то это место на Восточном пути называлось просто Скипстад – Корабельная Стоянка. Уже века полтора назад, а то и больше здесь приставали на отдых варяги, искавшие путь сперва на Волгу, а потом и на Днепр – к богатым восточным рынкам.

Всякое лето здесь дымили костры, возле них сидели кучками понурые пленники; местные жители, завидев эти дымы, съезжались предложить свой товар в обмен на привезенный. И далеко не всякий раз торг обходился мирно. Порой после отплытия варягов берег бывал усеян отрубленными головами коров и лошадей, захваченных в селениях по пути и забитых на мясо перед дорогой.

Укрепления возвел более полувека назад Тородд конунг, перебравшийся сюда из Ладоги. Он первым оценил преимущества пригорка над Волховом, ближайшего со стороны устья: заняв его, можно было держать в руках путь с Волхова в озеро и обратно. И сейчас еще Волховец заметно отличался от других городцов Поозерья и Приильменья, где сидели старинные словенские роды, пришедшие сюда века четыре назад. Его стены, выстроенные из засыпанных землей срубов, не опоясывали вершину холма или мыса – как у тех городцов, что выросли из старинных родовых укреплений, – а полумесяцем огибали часть берега, где когда-то лежали вытащенные на сушу корабли и стояли шатры первых варягов на волховском пути.

С появлением здесь Тородда наконец прекратились набеги на Приильменье с моря: его дружина, пребывавшая в постоянной готовности, защищала окрестные поселения гораздо успешнее, чем худо вооруженные родовые ополчения, которые еще нужно было долго собирать. Закончились и разнобразные столкновения между проезжающими и местными: Тородд обеспечивал на месте торга мир и соблюдение обычаев, по которым живут все подобные места по берегам Варяжского моря. В обмен на это Тородд стал брать со словен дань в основном съестными припасами, тканями и мехами, необходимыми для содержания его дома и дружины. Обеспечивая безопасность торгового пути, он взимал плату с проезжающих за постой, за право прохода и за охрану на пути через Ильмень.