Смертью храбрых - Александр Сергеевич Долгирев

десять ведь ничего расти не будет…» Бои здесь шли еще совсем недавно, и чем дальше они будут ехать, тем более изнасилованной предстанет перед взглядом коммандана земля.

Огюстен отвернулся от безрадостного пейзажа и вернулся к капитану Мишо. «Дисциплинарный лист: только одна запись – драка с капралом Монсом в 16-м. Никакого наказания, кроме занесения в личное дело. Очевидно, ввиду заслуг лишь погрозили пальчиком…» Огюстен внимательно всмотрелся в фотокарточку Мишо. Тот имел густые черные волосы, бледную кожу и резкие черты лица, придававшие ему сердитый вид. «А ведь ты точно не трус. Не бывает у трусов такой биографии. Может быть, ты просто не справился с командованием?» – фотокарточка ничего не ответила на вопрос Огюстена, и он перевернул страницу.

Еще вчера вечером, получая от полковника Батистини личное дело Мишо, Лануа вложил в него рапорт полковника Бореля – действующего командира 701-го полка – о том, что одиннадцатого ноября сего года в 10 часов утра капитану Мишо было приказано атаковать позиции противника в районе Верт-Равине, занять их и удерживать, ожидая дальнейших приказов. Капитан Мишо отказался выполнить приказ и заявил, со слов курьера доставившего ему приказ, что «…не собирается гробить людей ради некрофильских фантазий Фош2» и, что полковник Борель и каждый стоящий над ним офицер могут «…засунуть себе этот приказ в задницу». «Какая изысканная точность формулировок и дотошность при составлении рапорта…»

Далее Борель писал о том, что вторая рота осталась на своих позициях, не выполнив, таким образом, приказ маршала Фоша от одиннадцатого ноября перейти в наступление по всему фронту. В тот же день Мишо был арестован и препровожден на гауптвахту. В рапорте Борель настаивал на расстреле в качестве меры наказания. «Кто бы сомневался. Он, наверное, вообще не знает, что есть другие способы наказания кроме расстрела…» Полковник особенно отмечал, что отказ Мишо сопровождался оскорблениями в адрес старших по званию, чему, по словам Бореля, имелось множество свидетелей.

Лануа вновь отвлекся от чтения. Шансы Мишо выжить были невелики. Невыполнение приказа, оскорбление старшего по званию, трусость – за каждое из этих преступлений мог полагаться и обычно полагался расстрел. «Хорошо хоть Специальные военные советы остались в прошлом» – если бы дело Мишо разбирал совет в лице полковника Бореля и двух штабных офицеров, он был бы расстрелян еще вчерашним вечером.

Огюстен заметил, что до боли сжимает набалдашник трости – если бы Мишо не подчинился приказу в любой другой день Войны, Лануа был бы на стороне полковника Бореля. Если путь к победе лежит через твой труп, значит, так тому и быть. «Делай, что должен…» Конечно, иногда приказ выглядел невозможным, и коммандан по себе помнил, как хотелось порой отправить штабных чистоплюев куда подальше с их кабинетными расчетами боевых потерь, но так или иначе, все это было для Франции, для Победы.

Вчерашний приказ Фоша не имел ни к Франции, ни к Победе никакого отношения, зато хорошо соотносился с удовлетворением раздутых амбиций и генеральскими медалями. Перемирие было подписано ранним утром, но в силу должно было вступить только в одиннадцать часов. Значит, до одиннадцати часов Война продолжалась, и Фош приказал наступать. Война, и без того уже ставшая символом бессмысленных жертв, в своей развязке напилась крови в последний раз.

Огюстен постарался отрешиться от эмоций и сосредоточиться на деле. «Рапорт необъективен – это понятно хотя бы из того, как он составлен и какое место в нем уделено словам Мишо, в сравнении с описанием его действий. Итак, первое, что нужно сделать, это переговорить с полковником Борелем. После этого пообщаться с самим капитаном и допросить столько солдат второй роты, сколько возможно. Многовато работы для одного…»

***

Они уже были на подъезде к Сент-Омеру, когда Лануа увидел похоронную бригаду, копавшую одинокую могилу на солдатском кладбище. Кладбище подходило по правой стороне почти вплотную к тому, что раньше было грунтовой дорогой, поэтому Огюстен смог разглядеть из-под покрывала рукав формы, в которую был одет труп.

– Безю, остановите здесь, пожалуйста.

– Так точно, господин коммандан.

Если Безю и удивился просьбе Лануа, виду он не подал. Огюстен начал выбираться из автомобиля и как только на левую ногу пришлось хоть немного веса его тела, коммандан пожалел, что не сделал все же укол морфина перед поездкой.

– Я сейчас вернусь.

– Так точно, господин коммандан. Мне пойти с вами?

– Не надо.

На кладбище земля была более-менее ровной – Огюстен заметил лишь две-три воронки. Он прочел несколько имен на крестах и понял, что кладбище преимущественно немецкое, хотя были на нем и французские могилы. «А чему ты удивляешься? Боши3 здесь почти три года сидели».

Огюстен дохромал до похоронной команды. Полковой священник увидел его еще, когда Лануа только выбрался из машины, поэтому, когда он подошел, солдаты уже стояли смирно. Коммандан обратил внимание, что все трое были из 701-го полка.

– Вольно. Кто это?

Солдаты вернулись к работе, а священник ответил:

– Пленный, господин коммандан. Умер этой ночью.

– Как?

Священник замялся, а Огюстен успел заметить, как один из солдат бросил на него опасливый взгляд. Лануа повторил вопрос, добавив в голос стали:

– Как?

– Пытался бежать. Часовому пришлось застрелить его.

– Понятно… Позволите?

Огюстен, не дожидаясь ответа, резким движением сдернул с трупа покрывало, чуть не зашипев от боли. Его взгляду предстало тело совсем молодого парня. Лицо его было испачкано грязью, но не несло на себе гримасу боли или страданий – коммандану даже почудилась на нем легкая улыбка. Лануа не увидел нигде следов от ранения. «Скорее всего, пуля не прошла…»

– Переверните его.

Один из солдат начал вылезать из могилы, но священник остановил его:

– Не надо, Маню, я сам.

Он повернул труп боком. Неаккуратное кровавое пятно обозначало пулевое ранение посередине спины между лопаток, чуть ближе к левой части тела.

– Задерите мундир и рубаху.

Священник понял, что именно хочет найти Огюстен и не стал задавать вопросов. На спине немца не было свежих синяков, кровоподтеков и ранений кроме смертельного, во всяком случае, насколько мог судить Лануа.

– Положите его на спину и опять задерите мундир и рубаху.

На груди и животе тоже не было следов избиений и пыток. Огюстен кивнул священнику и тот немного расслабился.

– Почему хороните без гроба?

Не хватает гробов, господин коммандан. Даже на своих не хватает…

– Понятно. Я постараюсь решить эту проблему.

– Спасибо, господин коммандан.

– Пока не за что. Отрежьте, пожалуйста, небольшой кусок ткани с рукава его формы, а то мне неудобно нагибаться.

Лануа подал священнику большие портняжные ножницы, которые