Малахитовый Лес - Влада Ольховская

бы и не девицы – никто из офисных мальчиков бы не пикнул, пищать полагалось вам.

– Мы не можем вступать в схватку с террористом! – окрысился старший из охранников, в иные дни зачитывавшийся детективами про отважных героев-одиночек.

– Красиво завернули, – оценила Тори. – Только это не террорист. Его зовут Тимофей Капралов, пятьдесят два года. Ружье легальное, охотничье, может быть и не заряжено. Пятьдесят на пятьдесят. В любом случае он уже бухой и он далеко не ниндзя. Если вы мне поможете, обезвредить его будет не так уж сложно.

– Дамочка, вы в своем уме? Слышите? Полиция наша уже прискакала, это их работа! Скоро сами разберутся!

– Недостаточно скоро. – Тори кивнула на один из мониторов. Там было прекрасно видно, что Капралов устал накручивать ручки и теперь бьется плечом в пластиковую дверь. – Полиция будет тут минут через десять. Эти десять минут еще нужно выиграть.

– Слушай, красавица, ты кем себя возомнила? Ты соображаешь своей башкой…

Он еще что-то говорил, но Тори не слушала, она прикидывала, что делать дальше. Уже очевидно, что охрана ей не поможет, но и мешать не будет – они даже на это не решатся. Выбор за ней: идти или остаться.

Идти не хотелось, она прекрасно знала, что ружье может оказаться заряженным. Не умирать же сегодня, когда наконец солнце показалось, а на следующей неделе, говорят, совсем потеплеет… Не смотреть, как на стены, мимо которых она проходила сотни раз, брызжет ее кровь. Не допускать, чтобы грязный пластиковый потолок стал последним, что она увидит в жизни. Вот что выбрать нужно – ожидание, безопасность, потому что нет ее вины в том, что где-то в недрах башки Капралова кукушка скончалась!

Тори подумала обо всем этом, оправдала собственное бездействие тем, что тут даже мужики дрожат, и выдала себе разрешение ничего не предпринимать. А потом направилась к лестнице, ведущей на второй этаж.

Но если она знала, куда идет, то Тимофей Капралов даже не думал об этом. Его мир стал узким, темным и каким-то двухмерным. Он не помнил, когда это началось и почему. Кажется, он пил… Он теперь не был уверен даже в этом. В голове шумело так, будто у него в черепе кружил ураган. Этот ураган путал мысли, рвал их, разносил в разные стороны, не давая ни на чем сосредоточиться.

Среди хаоса ясным оставалось лишь одно, одна цель, сияющая огненными буквами на фоне серого шторма: найти и отомстить. Потому что это она, та женщина, во всем виновата. Что бы там ни говорили ему менты с адвокатами, виновата она. Не он же! До того как она появилась, все годами шло хорошо. Но вот пришла она – и его мир рухнул в одночасье.

Он даже имя ее не помнил, оно тонуло в проклятом гуле и взрывах багровых вспышек прямо у него перед глазами. Ему казалось, что это не важно, это не такая уж большая проблема. Он требовал выдать ему двуличную тварь. Капралов считал, что этого определения достаточно: все вокруг должны знать, кто тут двуличная тварь!

Но помогать ему почему-то никто не спешил. С его пути шарахались все, кто его видел, от самой парковки. Неподалеку кричали какие-то бабы, комнаты оказывались то пусты, то заперты… Бесит! Почему мир просто не может быть таким, как надо?

А может, это вообще не его мир. Этот мир, корявый и двухмерный, принадлежит ей, вот почему никто ему не помогает. Если так, то все они виновны – в ее предательстве, в его разорении. Убивать их не только можно, но и нужно, он всему человечеству услугу окажет!

Этим Капралов и собирался заняться. Он направил ружье на ближайшую дверь, ничего уже не требуя и никого не предупреждая. Он прекрасно знал, что, если кабинетик маленький, кто-то может погибнуть после первого же выстрела. Плевать! Пусть судьба теперь решает. Если в мире осталась хоть какая-то справедливость, погибнет эта змея, никто больше не пострадает.

Капралов прицелился, а выстрелить не успел. Сквозь гул в его голове прорвался знакомый голос, в прошлом очаровывавший своей мелодичностью, а теперь похожий на змеиное шипение.

– Меня ищешь, Тимофей Иваныч?

Он обернулся так резко, что его повело в сторону, мир стал неустойчивым и как будто мягким, прогибающимся под ногами. Из-за этого Капралову сначала показалось, что перед ним стоят две твари, и непонятно было, в какую стрелять. Но потом мир снова остановился, твари слились, и это оказалась всего лишь она.

Когда-то давно, целую вечность назад, она показалась ему очень красивой. Настолько, что он почти сразу попросил ее задержаться в его кабинете, запустил ей руку под юбку – ну, как всегда. Как положено. Он же начальник! А она все с такой же чарующей улыбочкой ему пощечину отвесила и упорхнула.

Он тогда решил, что она просто набивает себе цену. Знает, насколько красива – он таких красивых еще не видел! Вот и хочет продать себя подороже, а не раздвинуть ноги на диване в первый же рабочий день, как остальные. Он решил подыграть ей, он готов был торговаться. Ему казалось, что это даже забавно. Откуда же ему было знать, что она ведьма?

– Тебя! – Капралов уверенно направил на нее ружье. – Ненавижу!

– Это я уже поняла. А делать что станешь? Неужели убьешь меня?

Она была спокойна… Почему это она вдруг так спокойна? Капралов не того хотел. Он пришел сюда, чтобы она рыдала, чтобы лизала ему ботинки своим раздвоенным языком, чтобы умоляла его о пощаде. Но она не собиралась рыдать, она стояла посреди коридора, шагах в десяти от него, и уверенно смотрела ему в глаза.

Взгляд был странный. Кажется, он уже видел такой раньше, но не у нее, а у кого-то совершенно другого. Только вот гудящее сознание отказывалось давать ему доступ в собственную память. Это раздражало. Капралову казалось: если он вспомнит, кто на него раньше так смотрел, многое станет ясно.

– Убью, сука! Боишься?

– Боюсь, – кивнула она. – И умирать не хочу. Но я не думаю, что ты меня убьешь.

– Что?! Ты чего это такая борзая?

– Это не я борзая, это ты себя любить привык. Ты уже наломал дров, когда ворвался сюда, и отвечать за это придется. Но ты никого не убил и даже не ранил. Сажать тебя пока не за что, не допускай ошибку.

– Ты охренела?

– Уйди прямо сейчас, – настаивала она. – Я никому не скажу, что ты угрожал мне, отделаешься административкой.

– Пристрелю как собаку!

Крикнул ей – и вдруг вспомнил. Неожиданно, когда поверил, что память