Волосы Береники - Вера Колочкова

— Правильно, мам, так ее, так, совсем невестка от рук отбилась. Учи ее уму-разуму!

Сева подошел, чмокнул мать в щеку, с улыбкой подмигнул Нике. Маргарита Федоровна не удержалась, продолжила игривый диалог:

— Да чего ее учить, только портить. Тут уж я без претензий к тебе, сынок. Хорошую ты себе жену оторвал, ни одного изъяна найти не могу. Вот уж семнадцать лет стараюсь, а не могу. Видать, хорошо прячет изъяны-то, зараза.

— Да, хитра стерва, — ласково потрепал Сева жену по затылку, и Ника невольно потянула голову за его рукой, как изнеженная добрым хозяином кошка.

— А Матвей где? Спит еще, что ли?

— Ну да, спит… Скажешь тоже… — удивленно глянула на мужа Ника, — будто ты своего сыночка не знаешь! Соскочил ни свет ни заря, тренировку себе устроил. Да глянь в окно, сам все увидишь. У них в футбольной школе сегодня экзамен какой-то… Он говорил, я не вникла. Никак не могу смириться с тем, что такое завидное упорство отдано всего лишь футболу.

— Ну это ты зря. Футбол — это, знаешь ли, по-мужски. Футбол — это…

Сева не договорил, повернулся к окну, стал наблюдать за сыном, выделывающим на газоне фокусы с футбольным мячом. Ника сунула ему в руку чашку с кофе, подвинула тарелку с блинчиками.

— Ну что, что футбол, Сева? И сам не знаешь, что сказать. Совсем свихнулись вы оба на этом футболе, что отец, что сын. Сева, ты слышишь, что я говорю?

— Вот, ага… Молодец… Давай, давай, получается… — тихо забормотал Сева, не обращая внимания на замечание жены. Скорее всего, он его и не слышал. Подавшись корпусом вперед, продолжал бормотать себе под нос: — Так, так… Молодец, сынок… Отлично…

— Ну все, завис папаша, — махнула рукой Маргарита Федоровна, тоже повернувшись к окну. — Я, между прочим, Нику в этом вопросе поддерживаю. Что это за увлечение такое у ребенка? Совершенно вредное увлечение, я считаю. Не дай бог, шею себе сломает. Лучше бы математикой увлекся или физикой. Учительница в гимназии говорила, у него способности к точным наукам.

— Одно другому не мешает, мам. Если способности есть, они никуда не денутся, — уверенно произнес Сева.

— Ну не скажи! Еще как денутся! Их же развивать надо, а ты этим футболом всю картину портишь. Потакаешь сыночку любимому! Вон, еще и ворота футбольные поставил, весь вид у газона испортил. Это же загородный дом, а не стадион, между прочим. Я не хочу жить на стадионе!

— Мам, не ворчи.

— А я что, ворчу? Я никогда не ворчу, сынок, я говорю чистую правду. Был приличный газон, а теперь нате вам — футбольное поле. Может, и впрямь из нашего уютного дома стадион с трибунами сделаем и зрителей позовем?

— У футбола нет зрителей, мам. У футбола болельщики.

— Тем хуже для футбола! Потому что нынче слово «болельщик» ассоциируется только с хулиганьем! И вообще… Когда я слышу по телевизору эти дурацкие сообщения, что какой-то там футбольный клуб хочет купить некоего игрока, мне всегда кажется, что речь идет не о футболе, а о жизни борделя. Ты ведь не хочешь, чтобы твоего сына покупали, правда?

— У тебя извращенное представление о футболе, мам.

— Ну какое уж есть! Нет, что ни говори, дорогой сынок Всеволод, а я возражала и буду возражать.

Дорогой сынок Всеволод маму уже не слышал. И жену не слышал, которая настойчиво предлагала ему попробовать блинчики. Вкуснейшие, между прочим. С ветчиной и сыром.

— Да не голову, а плечо надо было подставить! Сынок! А-а-а… Ну что же ты… — досадливо потянул руку к окну Сева, чуть не опрокинув на себя чашку с кофе.

— Боже мой, сколько эмоций. Ты же серьезный человек, Всеволод. Ника, скажи ему, — строго потребовала Маргарита Федоровна, повернувшись к невестке.

Ника улыбнулась, пожала плечами. Она-то знала, как развлекается свекровь, изображая из себя «строгую мамку». И давно научилась подхватывать эту шутовскую тональность, что называется, на лету.

— Сева, не надо нервничать с утра. Сегодня трудный рабочий день. Тебя ждут великие дела, Сева! — проговорила она весело.

Муж повернул голову, глянул так, что Ника тут же залилась тихим смехом, откинув назад голову. Маргарита Федоровна тоже рассмеялась, но более сдержанно, успев подмигнуть Нике.

— Пойду-ка я к сыну, скучно мне с вами… — тихо проговорил Сева, еще раз пробежав глазами по лицам жены и матери.

Они улыбнулись ему в ответ. Одинаково улыбнулись. Потому что услышали за этим «скучно» то, что должны были услышать: «Как же я вас люблю, мои женщины…»

— Иди, иди, — сердито махнула рукой Маргарита Федоровна. — С утра мяч по полю не погоняешь, весь день как оплеванный ходишь, я ж понимаю.

— Сев, а блинчик? — потянула ему вслед тарелку Ника. — Даже не попробовал.

Вскоре они уже вместе наблюдали, как резвятся на газоне отец с сыном. Сева стоял в воротах, Матвей с удовольствием забивал один мяч за другим, не жалея отцовского самолюбия.

Маргарита Федоровна вдруг произнесла, уже без тени иронии:

— И впрямь, Ника… Зря ты это допускаешь. Матвей слишком этой ерундой увлекся. Зря. И Сева ему зря потакает.

— Но что делать, если ему хочется?.. — пожала плечами Ника.

— Кому? Севе?

— Нет. Матвею. Вы же про Матвея говорите?

— Ну да… Про Матвея, конечно. Про Севины хотения что говорить, с ними все понятно. А вот на Матвея можно еще повлиять.

— Да как я на него повлияю, Маргарита Федоровна? Я ж говорю — что делать, если ему хочется?

— Ну хочется… Мало ли что хочется, он же ребенок. А ты мать, ты должна смотреть дальше. Мать определяет будущее сына.

— А отец что, не определяет?

— Ну отец… Не знаю я про отца. Я ведь одна Севу растила, совсем одна, даже без бабушек и дедушек, мне не на кого было ответственность за его будущее переложить. Конечно, когда без отца, это плохо, спорить не буду… Вон сколько у Севки осталось нереализованных детских фантазий, тоже ведь футболом бредил…

— Это не фантазии, Маргарита Федоровна. Это мужской мир. Нам не понять.

— Да где уж нам, глупым бабам! Да только я в свое время проявила материнский волюнтаризм и решила, что головой мужику работать как-то сподручнее, чем ногами. Что ноги? Ноги, ноги… Поскользнулся, упал, очнулся — гипс… И с приветом, карьера твоя закончена. А голова, знаешь… Это как-то надежнее… И ведь получился толк из Севки-то, а? Вон какой мужичище. А умище какой — складывать некуда. И все, что полагается в жизни, сделал: и дом построил, и дерево посадил, и сына родил…

Маргарита Федоровна замолчала, будто захлебнулась, робко взглянула на невестку. Короткая молния-неловкость вспыхнула разрядом на долю секунды и тут же погасла. Ника тоже молчала, покусывая губу. Глядела в окно на мужа и сына, прищурившись.

И откуда она взялась, эта молния-неловкость? Такое меж ними было небушко голубое, насмешливо-ласковое, и никакого предчувствия грозы. Да будь она неладна, эта неловкость! Что теперь делать-то с ней?