Смерть и прочие хэппи-энды - Мелани Кантор

Мне сорок три года, и мне только что сказали, что я не доживу до сорока четырех, потому что пропустила все сроки. Мне хочется плакать.

Нет!

Я не стану плакать.

Я не могу. Меня так учили. Я работаю в отделе кадров и должна скрывать свои эмоции. Кроме того, эта сцена явно тяжела для доктора. Нет нужды делать ее еще тяжелее.

– Мне тоже жаль, – откликаюсь я.

Доктор передает пачку брошюр через стол, как крупье фишки.

– Это может вам пригодиться, – мягко говорит он.

Я сухо улыбаюсь и небрежно смахиваю их в сумочку (честно говоря, я предпочла бы бросить их в мусорное ведро), глядя, как он выписывает рецепт.

– У фармацевта за углом все есть. Это должно помочь вам пока.

– Пока, – повторяю я, поняв зловещий смысл этого слова.

Я изучаю прыгающие каракули, надеясь на неожиданную удачу: валиум, или кодеин, или знакомый препарат из прежней маминой аптечки, ее ценной коллекции всего, что только могло понадобиться (особенно ей). Ничего знакомого.

– От чего они?

– Они помогают от усталости. И от боли.

Я гляжу на врача с любопытством и оттенком вежливого сомнения.

– Но…

Его губы вздрагивают.

Я понимаю, что это означает: читай инструкции.

Он откашливается и поднимается с места с резкой решимостью.

– Нам с вами нужно будет скоро снова встретиться. Юнис в приемной выберет вам какую-нибудь свободную дату, так что, пожалуйста, поговорите с ней на выходе. И не забудьте взять рецепт, дорогая.

Он назвал меня «дорогая». Он никогда раньше не называл меня «дорогая»! Я определенно скоро умру.

Доктор обходит вокруг своего стола и провожает меня до двери, что очень мило с его стороны, поскольку обычно я провожаю себя сама, а затем по-отечески хлопает по плечу.

– Извините за ведро, доктор, – напоследок говорю я.

«Юнис в приемной выберет вам какую-нибудь свободную дату» – только этих дат мне и остается теперь ожидать.

Я обхожу стороной стойку регистрации – в любом случае я не знаю, кто из этих женщин Юнис, – и я просто не смогла бы подойти к ней сейчас.

Я прихожу домой. Наверно, прихожу. Я уже дома.

Это как проснуться с похмелья и обнаружить, что даже в сильном подпитии ты сумела добраться до своей квартиры и выполнить все обычные повседневные действия: положить ключи от входной двери в нужное место, смыть макияж, поставить телефон на зарядку.

Но вот только ты не помнишь ничего из перечисленного.

Вот на что был похож мой путь домой.

Я даже не помню, как заходила в аптеку, однако бумажный бело-зеленый пакет на моей кухонной столешнице подсказывает, что я это сделала. Там же стоит маленькая бутылка виски. Обычно я не пью виски, однако в помутнении разума вполне могла решить, что сейчас это то, что нужно.

Удивительно, какие рациональные решения можно принимать в совершенно иррациональном состоянии.

Теперь я сижу с чашкой чая в руках и пытаюсь восстановить в памяти вчерашний вечер. И никак не могу это сделать.

Может, в последние месяцы у меня развился лунатизм?

Меня начинает слегка трясти. От чего, интересно? Из-за паразита в моем теле, который сожрал все мои надежды на будущее, потому что я заметила его слишком поздно? Потому что я не относилась к своей усталости всерьез…

Что же мне теперь делать? Сидеть и ждать?

Где сейчас моя мама, когда я так нуждаюсь в ней?!

Я все еще не могу заплакать.

Наверно, это странно, что не могу. Просто я чувствую – не сейчас.

Возможно, мои слезные протоки до сих пор отказываются во все это верить?

Очевидно, я нахожусь на первой стадии горя, и эта стадия – отрицание.

Какая следующая? Гнев? Возможно.

Я чувствую, как он сидит и ждет за кулисами. Но не сейчас, гнев. Мне нравится отрицание. Пока…

Мне следует быть реалистом.

Я должна собрать всю возможную информацию и понять, что этот «озис» означает (я никогда не назову это полным названием – не удостою незваного гостя такой чести).

Я решаю прочесть бумаги, лежащие в сумочке, а затем загуглить мою новую мерзкую компаньонку-болезнь, хотя и сознаю связанные с этим опасности. (У меня однажды довольно долго кололо в руке, я погуглила и с ужасом поняла, что это рассеянный склероз. Естественно, это оказалось чушью.) Но Гугл едва ли испугает меня больше – куда уж больше! – так что не лучше ли подготовиться? Я иду за инструкциями, но затем останавливаюсь на обратном пути, выпустив сумку, и она выскальзывает из моих рук, словно живая.

Я не могу этого сделать.

Решимость меня покинула.

Если узнать слишком много, может, это только ускорит появление симптомов? Тех самых, которые могли бы проявиться позднее, если бы о них не догадывались?

Например, если прочитать про возможные побочные эффекты препарата и выяснить, что от него бывают спазмы в желудке, диарея, раздражение кожи или депрессия, то они у вас возникнут еще до того, как вы начнете принимать это проклятое лекарство.

Я мысленно кричу: Господи, если ты существуешь, пожалуйста, помоги мне! Пожалуйста, скажи, что мне делать.

Я растеряна.

Я напугана.

Я умираю…

Должно быть, в какой-то момент я заснула, потому что просыпаюсь, как по щелчку, свернувшись калачиком на диване, замерзнув и с тяжелой головой.

Честно говоря, это мое обычное состояние после такой кратковременной дневной дремоты, однако сейчас это ощущение ужасает меня.

Я немедленно чувствую себя больной, хотя и не испытывала ничего подобного до того, как узнала о диагнозе. Нет, я не должна этого делать…

Но вот наконец это происходит.

Я плачу.

Плачу с осознанием, что меня никто не услышит, и с горячим желанием быть услышанной.

Мне хочется, чтобы кто-нибудь пришел и поддержал меня, и сказал, что все будет хорошо.

Но я одна…

Неожиданно я чувствую дискомфорт оттого, что одинока. Ощущаю свою уязвимость и незащищенность.

Но ведь, помимо всего прочего, я прагматик! Я люблю составлять различные списки. Может, это способно помочь?

Я вытираю глаза, сморкаюсь, прекращаю шмыгать носом и хватаю со стола бумагу и ручку.

Посмотрим, что в этой ситуации можно найти позитивного:

1. Я могу больше не страдать из-за всякого дерьма. И, будем откровенны, прямо сейчас наш мир – довольно-таки дерьмовое место. Без Боуи[1], без Леонарда Коэна[2], без Майи Энджелоу[3]. Только правила, политика и бизнес – и никакой поэзии.