Магистерий. Черный Петер - Анастасия Воскресенская

Падре Кресенте поднял брови и рассмеялся. Он был ибериец, родом из королевства Арахон, брови имел черные, густые, а зубы белые-белые, как и колоратка на его сутане.

― Я польщен, сын мой. Так и запишем. А вы, Роланд?

― Да мне по барабану… только старых перцев мне не надо. А перечниц тем более. Это… с Юлио меня запишите. С Юлио, точно.

Ну-ну. Юлио Дюбо, наблюдатель от Надзора, вел в школе начальную магзащиту, то есть, гонял ребят строем по двору и иногда тренировал разбирать-собирать на скорость портативные магдетекторы. Защитой, на взгляд Лео там и не пахло.

Много они надежурят вдвоем. Будут пиво пить и радио слушать.

Лео покосился на священника ― тот царапал самопиской в блокнотике ― вдохнул дым и медленно выпустил в сторону. Спросил после паузы:

― Правильно ли я понимаю, падре, что Бьянку Венарди ожидает проверка Надзора? Или после карцера она может вернуться к учебе?

Падре оторвался от записей и улыбнулся:

― Ну что вы, Лео. Ничего сверхъестественного не случилось. Обычные шалости и нарушение дисциплины. Девочка чересчур увлеклась. Мы все надеемся, что наказание охладит горячую голову барышни Венарди, и такого больше не повторится. Ловить ведьм там, где их нет ― не слишком разумно.

Ну, слава Ястребу! Честно говоря, Фоули так орал на бедную девочку, что за двумя закрытыми дверями, в коридоре, было слышно. Когда Лео вчера утром пришел в школу, все только и говорили, что о висельнике в подвале, который то ли был, то ли не было, и о привидении, которому это тело вроде бы принадлежало. Про привидение вообще ходили упорные слухи и гуляли страшные истории, и Лео нутром чуял, что тут все не так просто.

Он подозревал, что и другие это чуют. Нет дыма без огня, а Бьянка некстати подлила масла в этот огонь. Ее выходка была несколько больше, чем просто шалость и нарушение дисциплины. К тому же история с повешенным, случайно или нет, совпала с побегом ученика. Из всего этого можно было раздуть грандиозный скандал.

Но если директор Фоули ограничится дежурствами и карцером, а наблюдатель от Надзора не ловит мышей, то и слава богу.

― Вот ты где, Ро, Мордач, мать твою! Ты спер мою цацку! Ты спер цацку мою, жирная рожа!

От угла школы к крыльцу спешил, волоча метлу, Конрад Бакер, по прозвищу Дедуля, школьный истопник и дворник.

Физкультурник поперхнулся дымом.

― Чего? Какую цацку, ты в своем уме, Дедуля?

― Мою цацку! Ты знаешь, какую! А ну выворачивай карманы, показывай!

― С ума сошел? Пьяный черт! С утра глаза залил, или с ночи не проспался? Иди к себе. Эй! Что ты меня хватаешь? Пошел вон!

Лео и падре Кресенте с удивлением наблюдали, как расхристанный и явно не проспавшийся Дедуля, бросив метлу, пытается ухватить отступающего за колонну физрука.

― Падре, скажите ему, чтоб шел к себе! Совсем спятил. Дедуля, отвали, пока я тебе не вмазал, что ты пристал?

― Конрад, ― окликнул истопника падре Кресенте, ― что вы хотите от Рональда? Объясните нам.

― Пусть вернет что украл! — Дедуля возмущенно тыкал пальцем в физкультурника. ― Вор, гаденыш, обокрал спящего!

― Да тебе приснилось, ― догадался физкультурник, ― ему приснилось, падре, с пьяных глаз. Что у него красть? У него в каморке старье да мусор, дверь не закрывается. Кто угодно мог с улицы зайти. Почему я?

― Ты! Ты его видел и ты забрал! Сам мне подливал, с-с-собака!

― Я вообще не пью, особенно с такими как ты! Убери руки, пьянь!

Падре Кресенте покачал головой.

― Конрад, вы, похоже, и правда… не совсем трезвы. Постарайтесь выспаться, прийти в себя и высказать свои претензии Рональду в более приемлемой форме. Если вы к тому времени о них вспомните.

― Ты думаешь, я вру? Думаешь, я заливаю, да? Падре! Я не вру! Этот сукин сын спер мою цацку!

― О, падре, смотрите, ― сказал Лео, ― смотрите, это, кажется, Маттео Маллан.

За воротами стояли трое, и сторож, выбравшись из будки, отпирал им калитку.

На площадку перед крыльцом шагнул высокий сутулый мужчина в кургузом плаще поверх рабочих брюк, он волок за локоть подростка в синей школьной куртке. Тот не сопротивлялся, но брел понурившись, низко опустив голову. Следом за ними шла женщина ― не старая еще, и когда-то, наверное, красивая, но заморенная и словно бы выцветшая. В руке она комкала платочек, и то и дело промокала глаза.

Падре Кресенте двинулся им навстречу.

― Господин Маллан, госпожа Маллан, приветствую вас. Спасибо за содействие и высокую гражданскую ответственность! Господин Фоули, и я, и вся администрация, мы все благодарим вас за быстрое, без проволочек, возвращение Маттео в стены школы, ― он шагнул мимо мужчины с мальчиком прямо к женщине, которая запнулась и остановилась, беспомощно покачиваясь и моргая сквозь слезы, ― госпожа Маллан, очень сочувствую! Знаю, что это было нелегко. Скрепите сердце, через два года ваш мальчик ― уже юноша ― вернется к вам.

― Ох, падре, каждый день молюсь об этом, ― всхлипнула женщина, ― и чтобы миновала нас угроза эта ужасная, и чтобы артефакт-то надзорский не ошибся бы!

― Дистингер не ошибся еще ни разу, госпожа Маллан. Дефиниции ― это величайшее испытание нашему смирению, но каждый из нас должен пройти их. А юные обязаны пройти и два предстоящих испытанию суровых года. Будем помогать друг другу и поддерживать. Господин Маллан, ― он обратился к мужчине, ― принимаю из ваших рук вашего сына Маттео, и еще раз благодарю за добросовестное выполнение гражданского долга и за оказанное школе сотрудничество.

Мужчина одной рукой стащил кепку, смял ее и прижал к груди, а другой подтолкнул сына к священнику.

― Вот, падре… вертаем, значит. Заблудшего.

Падре ласково улыбнулся и протянул подростку обе руки. Маттео, не поднимая головы, пошаркал к нему.

Лео глядел на родителей и не знал, что чувствует ― то ли жалость, то ли неловкость, почти отвращение. Эти двое с коровьим послушанием привели обратно на скотный двор своего теленочка и теперь надеются на лучшее. Авось бог милует, и чадо никак не проколется за два года и пройдет эти распроклятые Дефиниции.

Впрочем, в падре есть что-то такое, что заставляет надеяться на лучшее, этого у него не отнять. Ну, на то он и священник.

― Что, Маттео, ― говорил тем временем падре Кресенте, ― тяжело в интернате? Всем несладко, дружок, зато после Дефиниций к тебе никто не подкопается, ни Надзор, ни Инквизиция.

― Я… я не малефик! ― выдавил младший Маллан.

― Не сомневаюсь. Однако надо доказать это государству. Мы все это доказывали, Маттео. И я, и папа, и мама. И господин Фоули. И даже господин Дюбо.