Убийства в Солтмарше - Глэйдис Митчелл

— Я не про состязания, Бедивер, хотя и не сомневаюсь, что другие деревенские дела тебя не интересуют.

Старикан испустил вздох и опять заметно сник.

— А какие там могут быть дела, кроме обычных?

Супруга, увидев слабое место в его обороне, мигом сделала подачу:

— Если ты понятия не имеешь о том, что творится в деревне, то не по моей вине. Я неоднократно пыталась поставить тебя в известность. И должна тебе заметить, даже рискуя показаться навязчивой: безобразия, царящие на этих праздниках, необходимо пресекать. Если все пустить на самотек, деревня завоюет себе славу Содома и Гоморры. Твой несомненный долг объявить в ближайшее воскресенье с кафедры, — а в следующее воскресенье повторить, — что ты публично заклеймишь тех, кто на празднике в парке сэра Уильяма Кингстона-Фокса станет попирать законы нравственности и добропорядочности.

— Но, девочка моя дорогая, — ответила, собравшись с силами, отбивающая сторона. — Во-первых, епископ увидит в подобном заявлении дешевый трюк для привлечения народа в церковь, а во-вторых, откуда мне, скажи на милость, знать, как ведут себя деревенские на празднике? Ты не хуже меня помнишь, что вся моя деятельность сводится к помощи в установке чайного шатра и проведению детских состязаний — да и то если не помешает мое участие в соревнованиях по крикету. Вечером, как тебе отлично известно, я возвращаюсь сюда, закрываю окна и включаю радио. Когда люди танцуют и резвятся, священник им без надобности.

Миссис Куттс скривилась.

— Тебя ничто не трогает, Бедивер, пусть хоть вся деревня в ад провалится, — горько сказала она. — Вот и результат: и Мэг Тосстик, и все прочее. Кстати, меня даже не удостоили чести ее лицезреть, вот так! Нет, правда, положение в деревне…

— Послушай, Кэролайн, — Куттс опустился на стул, свесил между колен волосатые ручищи, — давай смотреть фактам в лицо. Все я отлично знаю. И все это сущие пустяки. Тебе знакомы здешние порядки, и не такие уж они и скверные. Я не раз в подобных случаях проводил обряд венчания и готов доказывать тебе и любому другому моралисту, что ничего сугубо греховного в таком положении вещей нет. Вот если парень не хочет жениться — дело другое. Однако, будь оно неладно, деревня маленькая, и каждый на виду, и ему обычно некуда деваться. Что же до той бедняжки в таверне, то, думаю, она еще слишком слаба и не может принимать гостей, даже тебя! А теперь, если это все…

— Нет, не все. — Миссис Куттс сложила и развела ладони. — Не все, — повторила она.

В комнате царила тишина, только муха жужжала на оконном стекле. Бедивер Куттс, женатый уже девятнадцать лет, терпеливо ждал.

— Как я сказала, я пошла ее навестить. Ребенок родился сегодня в два ночи. — Руки у миссис Куттс дрожали, лицо от негодования перекосилось. — Бедивер, мало того, что меня к ней не пустили, так еще, если верить миссис Лори, которая со мной едва разговаривала, Мэг Тосстик не желает сообщать имя отца и никому не показывает ребенка. Она непоколебима. Конечно же, все подозревают самое худшее. Это просто ужасно. А миссис Лори ей еще и потакает!

— А что здесь ужасного? — поинтересовался викарий, разворачиваясь вместе со стулом и берясь за перо.

Миссис Куттс провела языком по губам.

— Сквайр, — сказала она, понизив голос.

О моем присутствии оба, видно, забыли.

— Кингстон-Фокс? Какой вздор, Кэролайн!

Куттс стряхнул с пера чернила на промокашку.

— В любом случае… — Миссис Куттс покраснела и стала похожа на сморщенное райское яблочко.

Викарий опять развернулся.

Мне очень хотелось уйти, но я боялся их спугнуть.

— И не просто вздор, а вздор опасный. Слышишь, Кэролайн? Больше этого не говори. Сэр Уильям — наш друг и мой покровитель. Тот, кто такое измыслил, заслуживает каторги! Отвратительно! — раскричался Куттс. Лицо у него покраснело, глаза налились кровью, словно у пьяницы, дышал он как после пробежки. Волосатые ручищи с силой вцепились в подлокотники. Потом он неожиданно обмяк и заговорил тише:

— Знаю, даже лучшие из женщин любят пикантные историйки. Но, пожалуйста, Кэролайн, оставь в покое Кингстон-Фокса!

Миссис Куттс поднялась, взяла шляпу и перчатки. Не говоря ни слова, она вышла из кабинета.

Старик пожал плечами и посмотрел на меня.

— Порой я готов проклинать все праздники, — сказал он. — Причем, по общему мнению, Уэллс, она права. Да, деревенские ведут себя неприлично. Однако меня это как-то не волнует и никогда не волновало.

Да, нечего и говорить, миссис Куттс не без странностей. Ведь замужняя женщина, пусть и нет своих детей, но — и только старик Куттс этого не понимал — она совершенно не выносила, когда местные жители предавались безыскусным сельским утехам — плеснуть приятелю воды за шиворот на деревенском празднике, поваляться с подружкой на травке или прогуляться с ней в обнимку вечерком. Понятия добра и зла тут были ни при чем. Просто у нее имелся пунктик, что любые сексуальные отношения — вещь страшно неприятная и нечистая. А вообще-то деревенские вели себя почти пристойно. Молодые люди крутили любовь, а если это приводило к последствиям, шли к священнику и просили сделать оглашение. В целом то была нормальная публика, и к данному вопросу подходили они вполне практично. Иногда парни, ухаживая за девушками, заранее копили деньги на свадьбу, а уж если что-то случалось, а парень проявлял нерешительность, мы со стариной Куттсом его подталкивали — тихонечко или посильнее — к женитьбе.

Нечего и говорить, странно, что Мэг Тосстик ни в какую не соглашалась назвать имя отца, но я не понимал, какое до того дело миссис Куттс. К сожалению, у Мэг была подпорченная кровь. В Моут-Хаусе, где теперь проживают супруги Гэтти, раньше размещалась частная лечебница для душевнобольных. Однажды ночью одному пациенту удалось бежать, и он изнасиловал нескольких женщин и убил троих мужчин. Мэг была потомком того сумасшедшего и некоей Сары Парсетт. Кэнди, Боб Кэнди, работавший в таверне барменом, а по совместительству еще и вышибалой, тоже происходил по прямой линии от того несчастного. Между прочим, Боб ухаживал за Мэг Тосстик. Однако, будь он отцом ребенка, отчего бы ему не признать его и не жениться? Когда я без обиняков повел о том речь, он только сердито на меня покосился и сплюнул; я сделал вывод, что отец не он и что произошедшее немало его злит. И я, нечего и говорить, отступился. Какой смысл изображать сурового пастыря?

За чаем разговор опять пошел о предстоящем празднике. Для его проведения арендуется парк сэра Уильяма; две трети выручки сквайр отдает в фонд церкви. Устроители аттракционов платят пять фунтов наличными и дают нам шатер — в обмен на разрешение взимать с народа деньги за катание на карусели, качелях-лодочках, метание дротиков и стрельбу на призы. Аттракцион «сбивание кокосов» мы устраиваем сами; старый Лори, хозяин таверны, достает нам кокосы в несметном количестве через своего приятеля на лондонском рынке. В позапрошлом году мы сколотили помост, а для защиты зрителей натягиваем теннисную сетку. Мы с Уильямом руководим этим аттракционом в перерыве между иннингами крикетного матча с командой соседней деревни — еще один непременный атрибут Августовского выходного — и получаем пятьсот процентов прибыли. А на время матча нас заменяет старый Лори, и это очень с его стороны любезно, потому что каждый год он пытается добыть разрешение на торговлю пивом, и каждый год городской совет, возглавляемый сэром Уильямом, следуя рекомендации Куттса, который, в свою очередь, покоряется неизбежному в лице супруги, отвечает ему отказом.