Zombie Fallout. Чума на твою семью - Марк Тюфо

Ей не была знакома любовь – она не знала ее даже в детстве. Любовь была сумасбродством, напрасной тратой времени. Выживание – вот что было действительно важно. Элиза не чувствовала ни жалости, ни раскаяния; она была не способна сострадать. У нее были потребности. У нее был голод. Вся ее жизнь сводилась к тому, чтобы утолять его.

Проснувшись в тот холодный день поздней осени 2010 года, она и не предполагала, что он будет чем-то отличаться от бесконечной чреды других, прожитых ею за сотни лет. Она была голодна. Настала пора найти себе пропитание. Пора проредить род человеческий.

Элиза не любила стариков. С годами их кровь становилась безвкусной, превращаясь в несъедобную водянистую похлебку из лекарств и дешевых полуфабрикатов. Пышущие здоровьем взрослые на вкус были очень ничего, но, если Элиза не собиралась выпивать их до дна, она предпочитала не связываться с ними, чтобы не оставлять свидетелей. Подростки ей тоже не нравились – их кровь, как правило, была перемешана с наркотиками и выпивкой. О, любимым блюдом Элизы были младенцы. Их роскошный, чистый аромат пробуждал все ее глубинные чувства. Может, это были лишь отголоски материнского инстинкта? Или же младенческая кровь рождала в ней чувство единения с Творцом? Элиза порой задавалась этими вопросами, но не в ее характере было размышлять над особенностями собственной личности. Она предпочитала действовать.

В любой легенде всегда найдется крупица правды, не смотря на все старания Голливуда исказить ее. Старое поверье, что вампир не может войти в дом без приглашения, не так уж далеко от реальности. Только на самом деле все несколько сложнее. Вампир может войти в любой дом, если ему этого не запретили. Но в наши дни, когда вся магия сводится к карточным фокусам, многие ли освящают свои жилища, чтобы защитить их от вампиров (и ведьм впридачу)? Этот древний обычай, которым прекрасно владели друиды, перешел в бесчисленное множество европейских культур. К сожалению, пересечь океан это знание так и не смогло. После ритуала запирания дверей вампир лишался части своей силы и больше не мог войти без приглашения. Впрочем, зачем кому-то приглашать домой вампира – вопрос открытый.

Вампиры действительно умеют контролировать разум жертв, но лишь на ограниченном расстоянии и только поддерживая зрительный контакт. Что же до поверья, что они не отражаются в зеркалах, это тоже правда лишь отчасти. В зеркале их действительно не видно, но причина вовсе не в том, что у них нет души. Это связано с их способностью преломлять свет. Они делают это неосознанно, но при том могут себя контролировать. Это их хищническая маскировка, подобная окрасу льва, сливающемуся с цветами саванны, или полоскам тигра, скрывающим его в джунглях Индии. Из-за этой рефракции человеку нелегко «увидеть» вампира. Обычно его замечают лишь краем глаза, как черную тень, пролетающую мимо. Если вампира засекли, то он совершенно точно сам пожелал этого, вполне возможно, чтобы вселить страх в своих жертв. Говорят, что адреналин, бегущий по венам в моменты испуга, словно амброзия, делает кровь гораздо слаще.

Были времена, когда Элиза волновалась на охоте, чувствуя вкус сдобренной страхом крови и запах ужаса, исходящий от намеченной жертвы. Страх, ужас, паника – она избавилась от всего этого. Отсутствие этих чувств доказывало ее превосходство, ее главенство в этом мире людей.

Элиза ненавидела все человечество, но в особенности – мужчин. Она питалась всеми, кто попадался под руку, но чувствовала мрачное удовлетворение, вонзая клыки в артерии мужчин чуть глубже, терзая жертву больше, чем это было необходимо. Стоит оговориться, что после укуса вампира на самом деле не остается следов (если только сам вампир этого не захочет). Если вампир не желает сделать заявление (обычно простое – «Не связывайтесь со мной!»), он не станет оставлять проколов на шее. В большинстве случаев укус вампира посчитают комариным. У вампиров есть и другие преимущества – они способны быстро исцеляться и могут сжиматься в красную точку, не больше кончика карандаша. Это помогает им в охоте – так жертвы практически не замечают их. А поймать ничего не подозревающую жертву проще простого.

Было 6:30 утра, когда Эрик Гото, одетый лишь в куртку не по размеру, пижамные брюки и зимние ботинки, прошел по длинной подъездной дорожке и поднял с земли утреннюю газету.

– Сколько раз я твердил этому пацану, чтобы он кидал газету на крыльцо! – сказал мистер Гото вслух только для того, чтобы зубы не стучали от мороза.

Он стоял на дорожке и чувствовал, как внутри нарастает тревога. Забыв о мальчишке-газетчике, он поплотнее запахнул куртку. Было до странности холодно. Краем глаза он видел как будто какое-то мельтешение, от чего ему хотелось сорваться с места и броситься бежать куда глаза глядят. Но голова кружилась так, что он едва держался на ногах. И вдруг все прекратилось столь же внезапно, как и началось. Заметно потеплело, хотя на улице было почти минус десять. Сердце Эрика, едва не выпрыгивавшее из груди, забилось спокойнее. Дыхание стало ровнее. Колени почти перестали дрожать.

«Прямо как кролик у лисы перед носом», – подумал Эрик, даже не догадываясь, насколько близки к истине его ощущения. Но, как и большинство современных людей, он предпочел не замечать сигналов, подаваемых его основными инстинктами, и подключил разум, тем самым полностью игнорируя более тонкие материи: «По-моему, мне пора в отпуск. Не будь мне тридцать четыре, я бы решил, что только что перенес удар. Решено! Либо этот пацан кидает газету ко входу, либо я подписываюсь на USA Today».

Шаги Эрика замерли на полпути к дому. У него на глазах наружная дверь открылась без явного человеческого вмешательства. По коже Эрика побежали мурашки – ему было не по себе от ощущения, что за ним кто-то наблюдает. К собственному удивлению, он чувствовал себя нечистым и нездоровым.

– Ветер, видимо, сильнее, чем кажется, – сказал Эрик, уже не столь уверенный, что ему хочется вернуться с мороза в свой «безопасный» дом. Нахмурив брови, он задумался, почему у него пропало желание соваться в «волчье логово». – И с чего бы мне так думать? И вообще, почему я говорю сам с собой?

И все же он не умолк, а продолжил рассуждать уже в форме диалога:

– Потому что ты всегда так делаешь, когда злишься… или боишься.

– У тебя в доме кто-то есть!

– Ты ведь инженер, Эрик. Мысли логически. Дверь открыл ветер. Только и всего.

– Тогда почему ты не спешишь убраться с мороза?

– Уже иду.

– А как же жена и ребенок?

– Уже слишком поздно, – простонал он.

Последним, что услышит Эрик, станет бессердечный хохот. Его замерзшее тело обнаружат только спустя два дня. Но к этому времени уже произойдут события поважнее.

Элиза не собиралась убивать женщину и ребенка, но дерзкая тварь каким-то образом почуяла вторжение и поступила так, как и всякая мать, – бросилась защищать своего отпрыска.