Девушка с обложки - Мэри Каммингс

Эти слова отнюдь не успокоили Клодин — наоборот, заставили нервничать: она сразу вспомнила жизненное кредо Боба — а именно, его «принцип экономии».

«Принцип» гласил: любая вещь должна выполнять свою основную функцию, все остальное — не важно. То есть штаны должны прикрывать зад, при этом соображения моды и внешний вид значения не имеют — соответственно, старые джинсы ничуть не хуже модного костюма. Даже лучше: если посадишь на колено пятно, не нужно тратиться на химчистку, достаточно стиральной машины.

Машина должна ехать, еда — насыщать, жилье — давать крышу над головой. Чем дешевле все это стоит, тем лучше — сэкономленные деньги можно потратить на что-то другое. Поэтому одевался Боб в основном в потрепанные джинсы и вытянутые на локтях свитера, питался в дешевых забегаловках и жил в сторожке у каких-то своих дальних родственников — бесплатно, разве что в выходные присматривал за садом.

Именно этот «принцип экономии» и вызывал сейчас у Клодин беспокойство: не собирается ли Боб, в соответствии с ним, запихнуть ее в какую-нибудь дыру, где нет горячей воды и по коридорам бегают тараканы?

Предполагать худшее ей пришлось недолго. Не прошло и десяти минут, как Боб заехал в узкую улочку и остановился у подъезда шестиэтажного дома.

— Вот! Ты будешь жить у моей сестры! — торжественно объявил он.

— А?

— У моей сестры. У нее здесь квартира. Куда лучше любого отеля — ты представляешь, сколько бы с тебя там содрали?!

Клодин огляделась. Дом выглядел вполне прилично, тротуар был чистым, неподалеку виднелась вывеска булочной — вроде и район нормальный…

— А где твоя сестра? — нерешительно спросила она.

— В Перу уехала, до июня — ралли снимать.

Она попыталась открыть дверь машины — ручка свободно проворачивалась.

— Подожди, я сейчас тебе снаружи открою, — заметил ее мучения Боб. — Тут изнутри не открыть.

— Да где ты эту развалюху взял?!

— Почему развалюху? Нормальный автомобиль, я на нем уже лет десять езжу, когда в Париже бываю, в остальное время он у моего приятеля в гараже стоит.

— Почему ты его хоть не покрасишь нормально?

— А зачем? — искренне удивился Боб. — Пока он в таком виде, его даже запирать ни к чему — все равно никто не позарится!

— Это уж точно! — согласилась Клодин.

Очевидно, сестра Боба не придерживалась «принципа экономии» — квартира оказалась студией под самой крышей, но вполне ухоженной и благоустроенной, с двумя большими арочными окнами, натертым до блеска дубовым паркетом и развешанными по стенам фотографиями в стильных рамках под серебро.

В нише стояла кровать под пестрым покрывалом, посреди комнаты — столик из темного стекла и два больших коричневых кожаных кресла, в углу — письменный стол.

Боб внес чемоданы, сказал:

— Ну все, располагайся! В холодильнике — еда на первое время. Отдыхай, приходи в себя.

Его шаги на лестнице уже затихли, а Клодин все еще стояла, оглядываясь в легкой растерянности. Потом спохватилась, открыла клетку Дино — пусть обживается; подошла к окну — на противоположной стороне улицы были видны такие же, как у нее, арочные окна, занавешенные розовыми шторами. А дальше — крыши, крыши, крыши; дымовые трубы, антенны — и снова крыши.

Откуда-то доносилась музыка — играл духовой оркестр. Наверное, уличные музыканты…

— Вот я и в Париже, — подумала она вслух. — Клаудина в Париже…

Эта фраза, полностью отвечавшая действительности, прозвучала для нее символично.

Именно так, «Клаудина в Париже», согласно семейной легенде, назывался роман, который ее будущие родители купили во время медового месяца, в лавочке букиниста на набережной Сены, и потом со смехом читали в номере небольшого отеля рядом с Оперой. Пили белое вино, ели крекеры с паштетом… что они делали еще, семейная легенда из деликатности умалчивала.

Свою дочь, родившуюся меньше чем через год, они назвали в честь героини этого романа — правда, изменили экзотически звучавшее «Клаудина» на более привычное для уха «Клодин».

В детстве Клодин порой допытывалась: про что же все-таки этот роман; интересный, наверное — ведь стоит упомянуть его название, и папа расплывается в усмешке. И лишь став старше, она узнала, что это был эротический роман XIX века про похождения богатой молодой вдовы, приехавшей в Париж, чтобы выбрать себе нового мужа из трех претендентов — блондина, брюнета и рыжего.

Чем закончилось дело и кого именно героиня выбрала, Клодин так и не узнала. Увы, роман — семейная реликвия — потерялся во время одного из переездов, когда она была еще совсем маленькой.

Но название в памяти засело, и, когда Клодин принесла в агентство портфолио и ее спросили: «Какой псевдоним вы хотите взять?» — первое, что пришло на ум, было «Клаудина».

И вот теперь, спустя три года, Клодин Бейкер — она же топ-модель Клаудина — впервые оказалась в городе, о котором столько слышала с самого детства. Произошло это благодаря вице-директору по рекламе фирмы «Солей», решившему, что фоном для каталога их новой коллекции одежды должен стать именно Париж с его неповторимой романтической атмосферой…

Из телефонного разговора:

— Он настаивает на личной встрече.

— Он понимает, что это чревато определенным риском, в том числе и для него?

— Я пытался на это намекнуть он ответил, что о своем… как он выразился, здоровье он позаботится сам.

— Хорошо. Я подумаю.

Из дневника Клодин Бейкер: «…К черту равноправие полов — хочу, чтобы передо мной и дома мужчины так же галантно придерживали дверь!»…

Первые два рабочих дня пропали: мелкий моросящий дождик делал невозможной любую съемку. Можно было, конечно, снимать пока в помещении, но у режиссера была своя концепция, в каком именно порядке надлежит делать фотографии. И нарушать этот порядок он ни в коем случае не хотел.

Об этом рассказал по телефону Боб. Едва заметная ирония в его голосе дала Клодин понять, что режиссер попался «с идеями», то есть малость чокнутый. Она тоже подумала, что заставлять всю съемочную бригаду сидеть и ждать погоды, вместо того чтобы снимать пока то, что можно — это, несомненно, дурость.

Но, раз уж выпало свободное время, нужно было потратить его с пользой. И прежде всего — узнать адрес Макса.

Макс был «мужчиной всей жизни» Клодин — как выразилась она однажды, делясь своими переживаниями с подругой.

Таковым он пробыл почти два года, пока не решил (примерно тогда же, когда Клодин начала уже прикидывать, кого нужно пригласить на свадьбу и куда лучше поехать на медовый месяц), что для успешного творчества ему необходимы новые впечатления. Как оказалось, получить их он мог, только уехав в Париж на неопределенный срок.