Сыщик и вор - братья навек - Владимир Колычев

— А-а, ну вас… — тяжело вздохнул отец и вышел из комнаты.

Женя с тихим торжеством посмотрел ему вслед.

Ну не любит он ковыряться в земле. Что он, нанялся убирать за кем-то всякий там вонючий мусор? Не будет он убирать, хоть убей, не будет…

В комсомол Женя заявление подал в конце восьмого класса. Уже почти все его одноклассники обзавелись красной книжицей. Из кожи вон лезли, чтобы стать комсомольцами. Как же, молодые строители коммунизма… А вот Женя строить ничего не собирался. Ему было наплевать на какой-то там коммунизм. Все это фигня, считал он. И комсомол тоже фигня. Но классная уже достала. Не отставай от других, не будь хуже других. Вот и пришлось подать заявление, чтобы отвязалась.

— Евгений Лагунин не достоин быть комсомольцем!

Женя с еле заметной усмешкой смотрел на комсорга класса. Ну и рожу состроил. Как будто на дзот немецкий грудью своей бросаться надумал… Да только этот до такого бы не додумался. Яшка Молокин не из той породы. Ему бы только языком почесать да в грудь себя кулаком постучать. А на серьезное дело он не способен, кишка тонка.

— Почему? — спросил кто-то из комитета комсомола.

— Он не любит физический труд. На практике работает хуже всех, субботники пропускает…

— А учится как?

— Круглый отличник… Но этого мало! Он не поддается трудовому воспитанию. Это бесспорный факт! Отсюда и делайте выводы…

— Ну тогда ладно. Не достоин так не достоин…

Жене отказали в рекомендации.

В ответ на это он только пожал плечами.

— Даем вам полгода испытательного срока. Покажите себя на субботниках — примем в комсомол без всякого…

Но ни через полгода, ни через год, и вообще никогда не станет он в этих делах передовиком. Пусть в чужом дерьме другие ковыряются. А он не будет.

Женя еще раз пожал плечами и вышел за дверь.

Да пошли они все!

* * *

Обычно, с началом занятий в школе, в сентябре все старшеклассники отправлялись в колхозы на помощь героическому трудовому крестьянству. Но в десятом классе сия злая доля миновала Женю. В сентябре 1973 года вместе с родителями он переезжал в другой город. Полгода назад ему исполнилось шестнадцать.

Ни у отца, ни у матери, кроме восьмилетки, никакого другого образования не было. Поэтому служебный рост им не светил. Да они как-то и не стремились к карьере. И никогда бы не променяли свой завод на другой, если бы не квартира.

А в Тригорске, крупном промышленном центре на Среднем Урале, им вдруг помаячила возможность получить свое жилье. И они сорвались с места не задумываясь.

В мыслях им представлялся высотный крупнопанельный дом, квартира улучшенной планировки, раздельный санузел. Но реальность способна испохабить любую мечту. Вместо благоустроенного жилья их ждала комната в коммунальной квартире на окраине города.

Самые настоящие трущобы, которые не увидишь ни в одном пропагандистском фильме, воспевающем преимущества социализма перед капитализмом. Десятка два трехэтажных домов сталинской постройки. Обвалившаяся штукатурка, закопченные стены, растрескавшийся асфальт, вонь помоев, выплескиваемых прямо на улицу. Тесные захламленные дворики… А чего следить за чистотой, если рядом нещадно дымит химический завод?

Коммуналка, в которой им теперь предстояло жить, удручала своим видом не меньше. Мрачный, давно не мытый коридор, запах кислой капусты и чья-то ругань из кухни, затхлый воздух. Хорошо, комната просторная, двадцать два квадрата.

— Обои, смотрю, поотклеились, — засуетилась мама, осматривая свое новое жилье. — Но ничего, новыми заменим. Окна покрасим, потолок побелим…

Родителей своих Женя уважал. Только считал их неудачниками. Шестнадцать лет прожили они в «общаге». Как проклятые горбатились на производстве, здоровье гробили. А квартиру так и не получили. Очередь, мол, не подошла. У других подходит, а у них — нет… И пот наконец знаменательное событие в их жизни. Они получают отдельное жилье… в коммунальной квартире. Сменили, что называется, шило на мыло.

Ну да ладно, пусть живут как знают. Не его дело родителей судить. И вообще ему все равно. Они сами по себе, он сам по себе. Он их уважает, возможно, даже любит. Но их советы и наставления, как правильно жить, ему не указ. Он не хочет ни от кого зависеть и со своей жизнью разберется как-нибудь сам…

Оставив родителей рассматривать комнату, Женя вышел в коридор. И тут же столкнулся нос к носу с девушкой в коротком платье. От нее пахнуло свежестью и дорогими духами. Вьющиеся локоны светлых волос, лукавая улыбка на веселом лице, груди так заманчиво под платьем бугрятся, ноги длинные, стройные. Даже в полутьме он сумел рассмотреть, какая она красивая.

Женя невольно напрягся. Его трудно было чем-нибудь смутить, он редко когда удивлялся. Железную выдержку ему даровала природа. И характер у него твердый. Ничем его не согнешь. Это он на вид только пай-мальчик с ангельским лицом. Внешность бывает обманчивой… Но девушка его смутила. Была в красивых женщинах некая сила, перед которой он терялся. А перед этой он и вообще почувствовал себя беспомощным.

Девушка была примерно одного с ним роста, на самую малость пониже его. Но это не мешало ей смотреть на него сверху вниз. На вид ей было лет восемнадцать — для нее он был неопытным юнцом, не более того.

— О, какой мальчик! — проворковала она, открывая дверь в свою комнату.

И развязно ему улыбнулась. Женя почувствовал едва уловимый запах коньяка.

— Какой есть, — с вызовом ответил он ей.

Он знал, что девчонки считают его красивым. Худощавый, среднего роста, — в общем ничего вроде бы в нем особенного. Но лицо у него было выразительное. А еще глаза: широко распахнутые, горящие синим магическим огнем. Стоило только заглянуть в них — и многие девчонки начинали из кожи вон лезть, чтобы заслужить его внимание…

— Гуд бай, мой бэби… — она игриво помахала ему ручкой и скрылась за дверью.

Но для этой красотки он, видимо, слишком мал, чтобы она воспринимала его всерьез. Хотя он чувствовал, что произвел на нее впечатление. По крайней мере, ему хотелось на это надеяться.

…Вечером того же дня, когда машина с мебелью была разгружена, Женя вышел во двор. Терпеть он не мог сидеть дома, даже если там и для него дело есть.

Вокруг стола, за которым обычно старики гоняют в домино, шумела толпа пацанов. Он подошел ближе.

Двое за столом, сцепившись руками, пытали свою силу. Каждый стремился сломить противника, положить его руку на столешницу.

Высокий, крепкого телосложения пацан ломал одного соперника за другим. Он был сильнее всех.

— Ну, кто еще? — обвел он взглядом толпу, когда бороться было уже не с кем.

Ну и рожа у него. Лоб покатый как у неандертальца, глаза маленькие, злые, нос свернут набок, нижняя челюсть выдается вперед. И кривая презрительная усмешка.