Следы на траве - Андрей Всеволодович Дмитрук

С л е д о в а т е л ь. Так. Значит, полное отсутствие общего хозяйства. Можно сказать, почти что фиктивный брак. А как вы думаете — зачем это было Подлесной? В чем состоял ее умысел?

Л о м е й к о. Мне их дела понять трудно. Все не как у людей.

С л е д о в а т е л ь. Вы говорите, что подозревали Подлесную в корыстных намерениях. Может быть, она и здесь преследовала подобные цели?

Л о м е й к о. И вы так думаете?! Ну, прямо от сердца отлегло. Да когда он ко мне-то пришел советоваться, я ему так сказала: сердись не сердись, сынок Павлуша, а только половину жилплощади у тебя оттягают, это как пить дать. И от всего, что после женитьбы приобретешь-заработаешь, половина ее. И еще сказала… ну, тут, может, и перегнула палку, да теперь уж не вернешь… Сказала я ему: вот будет она гулять, на длинном поводке-то… родит бог знает от кого, а запишут твоим. Хочешь не хочешь — давай свое имя, содержи, плати…

С л е д о в а т е л ь. А почему «от сердца отлегло»? Вы раскаиваетесь в том, что сказали сыну?

Л о м е й к о. Сомневалась временами. Все же она, Вика-то… при всем при том, при своем норове… несчастная была какая-то… Будто куст обкошенный…

М а н о х и н. А зачем вам, собственно, все эти подробности? Детство, опыты с муравьями…

С л е д о в а т е л ь. Хочу подобраться к главному.

М а н о х и н. В таком случае, что же главное?

С л е д о в а т е л ь. Это я вам скажу в свое время. Пока что хотелось бы узнать: к чему стремился Ломейко? Ставил ли он перед собой какую-либо определенную цель — или просто экспериментировал и смотрел, что получится?..

М а н о х и н. Ставил, конечно. Он хотел доказать свою гипотезу.

С л е д о в а т е л ь. Какую?

М а н о х и н. И это тоже нужно? М-да… Ну, хорошо. В двух словах примерно так: Павел считал, что самостоятельным живым существом, представителем вида у муравьев является не отдельно взятое насекомое, а семья. Муравейник.

С л е д о в а т е л ь. А муравей тогда что же?

М а н о х и н. Нечто вроде клетки сверхорганизма.

С л е д о в а т е л ь. И для того, чтобы доказать свою правоту, Ломейко надо было построить такой колоссальный муравейник? Неужели только для этого?

М а н о х и н. В большой степени именно для этого. Поведение рядового гнезда не давало ему полной ясности. Исследуя обычные семьи рыжего лесного муравья, он затруднялся установить степень их слитности, «мозгоподобия». Увеличение числа элементов должно было повести к усложнению организации, а значит, и к более высокому интеллекту системы. Павел ожидал таких форм поведения, которые легче квалифицировать, как деятельность единого целого.

С л е д о в а т е л ь. Но ведь это была не единственная цель, правда?

М а н о х и н. Слушайте… Вы, по-моему, хотите узнать: не вырастил ли Павел спецмуравейник специально для того, чтобы убить несчастную Вику?.. М-да… Не мне же вам объяснять, что существуют тысячи неизмеримо более простых и труднораскрываемых способов убийства. Неужели вы думаете, что человек потратил восемь лет кропотливого, тяжелейшего труда, чтобы расправиться с беззащитной женщиной, да еще на глазах у свидетелей?!

С л е д о в а т е л ь. Как раз это мне в голову не приходило. Я хочу знать другое: не пытался ли подследственный сделать муравьев своим послушным орудием? Если это так и если это ему удалось — значит, ваш супермуравейник можно квалифицировать как орудие преступления. Вот только не знаю пока: умышленного или по неосторожности… Вы понимаете, что от ответа на этот вопрос зависит решение суда?

М а н о х и н. Понимаю. И могу вам сказать абсолютно точно: Павел не собирался обращать Формику[1] в свой инструмент. Тем более в разрушительный.

С л е д о в а т е л ь. Простите, — что обращать?

М а н о х и н. Не что, а кого. Формика — это мыслящая муравьиная семья из пятидесяти миллионов особей, они же клетки. Так ее назвал Павел. Он надеялся, что уровень мышления Формики не уступит человеческому. В перспективе был намерен повести с ней диалог; где-то в более отдаленном будущем, если удастся заключить союз…

С л е д о в а т е л ь. Союз? Но для чего?

М а н о х и н. Для взаимно полезного обмена сведениями, для сотрудничества. Ни для чего другого. Павел — человек редкостной чистоты, можете мне поверить. Более того: книжный, выдуманный человек. Блаженный. Ничего, кроме планов облагодетельствовать человечество, у него в голове нет. Ломейко убежден, что на одной планете с нами может возникнуть иной разум. Совершенно непохожий на наш. Надо лишь немного «подтолкнуть» эволюцию, вывести муравьиный род из миллионолетного тупика, дать стимул к развитию…

С л е д о в а т е л ь. Вы хотите сказать, что Ломейко пытался… дать этот стимул?

М а н о х и н. Совершенно верно. Формика — это, если можно так выразиться, рукотворная Ева разумных муравейников.

С л е д о в а т е л ь. И все же — какой нам от них толк? Жертвы уже есть. А вот пользы…

М а н о х и н. Поверьте, что как раз польза может быть колоссальной. Во-первых, имея рядом с собой принципиально отличный тип мышления, мы создадим сравнительную психологию. Человек впервые посмотрит на себя со стороны. Во-вторых, взаимное обучение даст мощный толчок науке и технике. Представляете, какой клад попадет в руки философов, кибернетиков, естественников? Плюс непосредственная, практическая поддержка, участие в производстве. Муравьи могут производить тончайшие работы — скажем, собирать какие-нибудь электронные схемы. Затем, они окажут помощь генетикам, селекционерам растений… М-да… там тоже масса тонких операций… Возможно, медицина, микрохирургия… Думаю, сфера применения будет необъятной. Наконец, ведь мы же готовимся рано или поздно встретиться с разумными существами других планет. И коль скоро мы их найдем, вряд ли они окажутся похожими на нас. Общение с Формикой послужит моделью самого немыслимого контакта разумов. Мы многому научимся…

(Из показаний свидетеля, директора стадиона ДСО «Авангард» К. Н. Рубана.)

«Я на эту дачу попал, можно сказать, случайно. И почти всех, кто там был, видел впервые. Хорошо знал только Боба… Бориса Лапшина.

Мы с ним в этот день, двадцать второго августа, договорились после работы пойти посидеть в „Ромашке“. Жарища была страшная, асфальт плавился. Между прочим, мало у нас открытых кафе — раз, два, и обчелся… В общем, сидели, пили пиво. Когда жара начала спадать, Боб открыл новую тему. Потянуло его на приключения. Ну и я тогда был свободен, семейство на юге. Стали думать: кому позвонить, кого вычислить.

И тут, как в сказке, появляются они. Заходят в „Ромашку“. Его самого, Павла Ломейко, я когда-то встречал с Лапшиным. Боб электронщик, он у нас новое табло устанавливал. И для Ломейко делал кое-какие схемы. А про Вику… Про Подлесную я даже не слышал. Она меня просто ошарашила. Обычно таких женщин видишь только в кино или в модных журналах. Потом, конечно, начинаешь замечать и мешки под глазами, и все такое. Но первое впечатление — гром. Идет по проходу в белом кружевном платье, высоченная, гибкая… Кто-то за столиком хрюкнул, кто-то зачмокал. Ноль внимания. Привыкла…

…Но что-то в глазах неприятное. И в манерах. Не то змеиное, не то кошачье. Как будто она