Пробужденные фурии - Ричард Морган

– Хорошо. У этой работы схожий характер.

– У вас проблемы с террористами? Снова куэллисты бунтуют?

Она отмахивается. Больше никто не принимает куэллизм всерьез. Уже несколько столетий. Горстка подлинных куэллистов, еще оставшихся на планете, променяла революционные принципы на высокодоходную преступность. Риски те же, платят лучше. Они не угроза ни для этой женщины, ни для олигархии, от имени которой она говорит. Это первый намек, что дело не такое, каким кажется.

– Это, скорее, вопрос розыска, Ковач-сан. Человека, а не политической группировки.

– И вы обратились к чрезвычайным посланникам. – Даже с маской самоконтроля бровь не могла не дрогнуть. И голос наверняка приподнялся. – Должно быть, человек выдающийся.

– Да. Так и есть. На самом деле он бывший посланник. Ковач-сан, прежде чем продолжить, думаю, необходимо кое-что прояснить, – вопрос, который…

– Лучше проясните моему старшему по званию. По мне это подозрительно похоже на пустую трату времени Корпуса. Такой работой мы не занимаемся.

– …может, вас в чем-то шокировать. Вы, эм-м, несомненно, уверены, что вас поместили в новую оболочку вскоре после кампании на Шарии. Возможно, даже спустя пару дней после вашего пробоя.

Пожатие плечами. Спокойствие посланников.

– Дни, месяцы – для меня это не имеет значе…

– Два века.

– Что?

– Вы не ослышались. Вы пролежали на хранении чуть меньше двух сотен лет. В реальном времени…

Спокойствие посланников тут же идет к черту.

– Какого хрена случилось с…

– Прошу, Ковач-сан. Выслушайте, – резкая нотка приказного тона. А затем, когда ее интонация снова меня затыкает, настраивает слушать и запоминать, уже тише, – позже я предоставлю столько подробностей, сколько пожелаете. Пока что будет достаточным знать, что вы больше не состоите в Корпусе чрезвычайных посланников. Можете считать себя частным наемником семьи Харланов.

С последних секунд сознательного существования прошли столетия. Брошен во времени. Выгружен в будущем. Как какой-то преступник. До всего, что знал, до всех, кого знал, – целая вечность. Конечно, техника ассимиляции посланников уже должна бы успокоить нервы, но все же…

– Как вы…

– Семья приобрела файл вашей оцифрованной личности некоторое время назад. Как я уже сказала, могу сообщить вам подробности позже. Сейчас не стоит забивать этим голову, Ковач-сан. Контракт, который я предлагаю, прибыльный и, как нам кажется, весьма выгодный. Для вас сейчас важнее всего оценить испытание, которому подвергнутся ваши навыки. Это уже не та планета Харлан, что вы знали.

– С этим я справлюсь, – нетерпеливо. – Это моя работа.

– Хорошо. Теперь вам, конечно, интересно узнать…

– Ага, – отключить шок – как поставить шину на раненую конечность. Снова собрать весь профессионализм и вальяжное безразличие в кулак. Хвататься за очевидное – самое разумное в этих обстоятельствах. – Что ж это за хренов экс-посланник, который вам кровь из носу нужен?

Может, все было как-то так.

А может, и нет. Я делаю выводы из подозрений и отрывочной информации. Основываюсь на догадках, пользуюсь интуицией посланников, чтобы заполнить пробелы. Но я могу и ошибаться.

Откуда мне знать.

Меня же там не было.

И я не видел его лица, когда ему сказали, где я был. Когда сказали, что я в принципе существую, а потом сообщили, что именно ему надо делать.

Пусть это будет личным…

Первая кровь.

Рана жгла адски, но бывало и хуже. Разряд бластера полоснул вслепую по ребрам, уже ослабленный обшивкой двери, которую ему пришлось прогрызть, чтобы добраться до меня. Священники – там, за захлопнутой дверью, – надеялись на простой выстрел в живот. Блин, любители на выезде. Наверняка им самим было не лучше от рикошета после такого-то выстрела в упор. Я же за дверью уже увернулся. Остатки заряда проделали длинную неглубокую борозду на грудной клетке и затухли, тлея в складках куртки. Внезапный мороз в задетом боку и резкая вонь поджаренных кожных сенсоров. То любопытное шипение костей, почти отдающееся вкусом во рту, на месте, где разряд сорвал биосмазку нижних ребер.

Восемнадцать минут спустя, судя по мягкому свету в верхнем левом углу ретинального дисплея, я слышал все то же шипение, пока торопился по освещенной фонарями улице, пытаясь забыть о ране. Незаметный ручеек жидкости под курткой. Крови немного. У синтетических оболочек есть свои преимущества.

– Не хочешь развлечься, сам?

– Уже развлекся, – ответил я, сворачивая от дверей. Он пренебрежительно затрепетал веками с татуировками волны, как бы сказав «тебе же хуже», и его статное мускулистое тело томно скрылось во мраке. Я перешел улицу и свернул за угол, лавируя между парочкой других проституток – одна женщина, вторая неопределенного пола. Женщина была аугментом – по чрезмерно подвижным губам пробегал раздвоенный язычок дракона, возможно, почуяв мою рану в ночном воздухе. Ее взгляд тоже протанцевал по мне, потом скользнул дальше. Кроссгендер с другой стороны слегка сменил позу, озадаченно посмотрел на меня, но промолчал. Обоим я оказался неинтересен. Улицы были мокрые от дождя и опустевшие, так что у них было больше времени меня разглядеть, чем у секс-работника в дверях. Покинув цитадель, я привел себя в порядок, но, видимо, что-то во мне выдавало безнадежность в плане бизнес-перспектив.

За спиной я услышал, как они говорят обо мне на стрип-япе. Услышал слово «нищеброд».

Привередливые. Впрочем, могли себе позволить. Благодаря Инициативе Мексека бизнес процветал. Текитомура этой зимой была переполнена, кишела торговцами ломом и деКомовцами, к которым торгаши лезли стаями, как рипвинги к траулеру. «Новый век – безопасный Новый Хок», – гласила реклама. От недавно возведенного дока для ховеров в районе Комптё было меньше тысячи километров по прямой до берегов Нового Хоккайдо, и ховерлодеры гоняли туда-сюда день и ночь. Не считая выброски с воздуха, быстрее способа перебраться через море Андраши не было. А на Харлане лишний раз в воздух не поднимаются. Обычная команда с тяжелым оборудованием – то есть любая – поплывет в Новый Хок на грузовом ховере из Текитомуры. Те, кто выживет, вернутся тем же маршрутом.

Город на подъеме. Свет новой надежды и отважный энтузиазм под дождем денег Мексека. Я хромал по магистралям города, усеянным последствиями кутежа. В кармане постукивали, как игральные кости, свежеизвлеченные стеки памяти.