Вечный человек - Гордон Диксон

— Очень приятно, — сказал он.

— Взаимно, Джим.

— Садись. — По знаку генерала Джим придвинул стул, и они снова расселись вокруг стола.

— В чем дело, сэр? — спросил Джим. — Мне сказали, что это общий вызов.

— Общий вызов ложный — повод отозвать несколько кораблей с границы для особого задания. Потому и Мэри здесь. И ты. Что ты помнишь о Битве Шестидесяти Кораблей?

— Это было сразу после того, как мы обнаружили, что у нас есть общая граница с лаагами, так ведь? — ответил Джим озадаченно. — Лет сто назад или даже больше. Мы тогда еще не знали, что проблемы снабжения жестко ограничивают количество кораблей, которые могут участвовать в битве. Шестьдесят наших столкнулись примерно с четырьмя десятками их кораблей по ту сторону нынешней границы, и противники оказались сильнее. А что?

— А вы помните, чем закончилась битва? — это спросила уже Мэри Гэллегер, подавшись вперед с удивившей его напряженностью.

Джим пожал плечами.

— Я же сказал — их корабли были лучше. Наши тогда уступали в скорости. Мы не должны были проектировать их только для охраны границы, лишаясь возможности стремительных атак. Нас основательно потрепали, а тех, кто уцелел, сумели сосредоточить в том месте, где взорвали сверхновую. — Он поглядел ей в глаза и продолжил преднамеренно неторопливо: — Корабли на краю зоны взрыва сгорели, как бумажные. Те, что были в центре, просто исчезли.

— Исчезли, — повторила Мэри Гэллегер. Описание взрыва ее, похоже, не взволновало. — Подходящее слово. Когда, вы сказали, все это было?

— Больше ста лет назад. — Джим повернулся к генералу Моллену и взглядом спросил его, что все это значит.

— Послушай, Джим, — сказал генерал, — мы хотим тебе кое-что показать.

Он отодвинул лежавшие перед ним бумаги и коснулся кнопок панели управления на краю стола. Верхний свет померк. Столешница стала словно прозрачной, сквозь нее видны были звезды. Трое сидевших у стола людей могли заглянуть в звездное пространство, отстоящее от них на тысячи световых лет. «Для гражданских, — подумал Джим, — звезды — лабиринт». Для него же это была давно знакомая картина.

Моллен не снимал рук с кнопок. Показались две туманные сферы тусклого света, каждая диаметром примерно в сто пятьдесят световых лет. Достаточно яркие очертания сфер были хорошо различимы, но и отдельные звезды просматривались четко. Центром одной из сфер было земное Солнце, и один ее край пересекался с границей другой сферы.

— Это, Мэри, — прозвучал в полумраке голос Моллена, — наш район космоса и район лаагов. Они не дают нам распространяться в том направлении, а мы им — в этом. Звезды расположены здесь так, что ни нам, ни им не имеет смысла пытаться обойти друг друга. Видите участок границы?

— Да, вот здесь, где эти области сходятся, — отозвалась Мэри.

— Ну а Джим, — сказал Моллен, — командует эскадрильей на границе, и он хорошо знает эти места. Но до сих пор только нашим беспилотным кораблям удавалось зайти за границу, в глубь территории лаагов, и вернуться обратно. Верно, Джим?

— Верно, сэр. Соваться глубже чем на двадцать-тридцать световых лет — это самоубийство.

— Возможно, — сказал Моллен. — Так я продолжу? Битва Шестидесяти Кораблей сто двенадцать лет назад проходила вот здесь. — На границе появилось яркое пятнышко света. — В ней участвовал в числе прочих одноместный корабль с полуодушевленной системой автоматического контроля; пилот назвал его «Охотник на бабочек»... Ты что-то сказал, Джим?

Вырвавшееся у Джима восклицание было невольным. Глупо, конечно, но у него мороз пробежал по коже. Последний раз он слышал эту легенду много лет назад, еще ребенком.

— Это франко-канадская легенда о привидениях, сэр, — ответил он. — Рассказывали, что путешественники, которые отправлялись из восточной Канады по маршрутам торговцев мехом и погибали в пути, могли вернуться домой раз в году, в новогоднюю ночь. Они приплывали в призрачных каноэ сквозь шторм и снег, чтобы повидать дома родных и поцеловать девушек, которых уже больше никогда не увидят. Легенда называлась «Охота на бабочек» — имелись в виду те бабочки, что вторгаются в ульи, чтобы стащить мед.

— Пилот этого корабля, канадец Рауль Пенар, — Моллен откашлялся, — был весьма привязан к своей родине. «Охотник на бабочек» оказался одним из кораблей в центре взрыва сверхновой, одним из тех, что исчезли. Тогда мы еще не понимали, что взрыв сверхновой — это просто другое применение принципа, используемого в приводе фазового перехода. Ты ведь слышал, Джим, что по статистике корабль, который попал во взрыв сверхновой строго определенным образом, может быть не уничтожен, а просто перенесен в пространстве?

— Не хотел бы я полагаться на это, сэр, — сказал Джим. — И вообще, какая разница? Невозможно рассчитать местоположение современного корабля или задержать его настолько, чтобы применить взрыв сверхновой. Лааги не делали этого лет восемьдесят, и мы тоже.

— Верно, — сказал Моллен. — Но речь и не идет о современных кораблях. Посмотри на схему, — Моллен показал на стол. — Сорок три часа назад один из наших дальних беспилотных кораблей вернулся с территории лаагов со снимками корабля. Посмотри.

Щелчок кнопки — и звезды сдвинулись, отъехали назад. На фоне незнакомого звездного неба плыл старомодный конус одноместного боевого корабля забытой модели, постройки восьмидесятилетней давности. Картинка приблизилась, и Джим разглядел название, стертое пылью и потускневшее, но все еще различимое на поверхности корпуса: «Охотник на бабочек». У него перехватило дыхание.

— Он так и дрейфовал на территории лаагов все это время? — прошептал в изумлении Джим. — Поверить не могу...

— Это еще не все, — перебил Моллен. — Корабль управляем, и он движется. — Новый щелчок кнопки, и снова появилась первая картинка. Яркая линия возникла на самом краю стола и поползла к территории лаагов, вошла в нее и двинулась насквозь. — Видите, — сказал в темноте Моллен, — корабль возвращается оттуда, куда его сто лет назад забросил взрыв сверхновой. Возвращается к Земле.

Джим уставился на линию как зачарованный.

— Нет, — не удержался он, — не может быть. Это штучки лаагов. На борту их пилот...

— Послушай сам, — отозвался Моллен. — Беспилотный корабль зафиксировал звуки голоса внутри корабля. Послушай.

Еще один мягкий щелчок кнопки. Зазвучал голос, хриплый человеческий голос, рассеянно напевающий себе под нос по-французски. Он заполнил комнату и зазвенел в ушах у Джима.

...катят мой шар, катят —

катят мой шар, катят...

Песня оборвалась, и голос перешел на бормотание то на английском, то на французском, по-прежнему себе под нос. Джим почти забыл те обрывки французского, которые в детстве усвоил в Квебеке, и с трудом разобрал, что владелец голоса комментировал свои хозяйственные дела на корабле, развлекая разговорами себя самого, как любой другой отшельник или просто одинокий человек.