Хеллуинский Костер - Виталия Лунёва

К нам тетка приехала из Сибири, всем подарки дарила. Мне новые меховые унты достались. Я, конечно, обрадовался. У окна поставил и решил, что, когда ночью к вам пойду, их одену. Жарко, конечно, но ежили вы бы эту красоту увидели, все бы поняли. Мать меня вечером будит и орать начинает. Мол, почему ты одел новые унты и через окно в дом зашел, наследил же! А от моего окна до самой входной двери идут следы, какие мои унты оставляют — землистые, мокрые. Словно, кто-то в моих унтах забрался через окно и прошел весь наш дом, а затем просто вышел через сени. Я, пока еще светло было, следы пытался отследить. Из двора они через огород идут, по летним лужам, оттуда по дороге и прям в этот лес, где мы сейчас с вами сидим.

— А дальше? Унты-то нашёл? — заинтересованно спросил Степка после минутного молчания.

— Дальше стемнело. — вздохнул Алексашка. — Искать уже не представляло смысла. Ночью одному в лесу и заблудиться можно было бы. А завтра, после дождя, следы размоет и пропали мои унты. Вот только кто мог влезть в окно? Это значит — стоять прямо надо мной спящим, одеть мои унты и пройтись по всему дому, где куча гостей и людей, а затем ночью уйти в лес? Жутко, неправда ли? А ведь окно я кажись и закрывал….

— Да, ну не может у нас в деревни столько всего произойти! У нас и полицейский есть! Про Михалыча забыли? — спросил Коля.

— Да как же я могу забыть-то про отчима то своего?! Он кстати сегодня домой какой-то озабоченный пришёл. Посадил меня за стол и давай такое рассказывать. Бред какой-то! Я уж думал он заболел, — ответил Степан.

— Что же он этакое рассказал? — заинтересовался Алексашка.

— В кабинете у него радио стоит, отца его еще. Он его на работу носит чтобы скучно не было. Крутит, вертит там что-то. Потом домой обратно забирает. И ведь не всегда на нужную волну попадает. Вот попал на какую-то. Слышит- трески, шум и ничего. Уже переключать думал и тут голос как будто прямо к нему обращается: «На улице снег, на улице дождь, на улице ветер…» И опять помехи. В окно выглянул. Тишь. Ни ветра, ни дождя, ни снега. И опять голос: «Выходи на улицу… Впусти ты с улицы…» И опять помехи. Переключил он короче. Вечером после работы выходит Михалыч, с собой радио берет естественно. Давно там уже другая частота установлена. И вдруг опять ночью, посреди дороги тем же голосом: «На улице снег, на улице дождь, на улице ветер…. Теперь ты на улице, а я у тебя в доме…»

Когда он вернулся и мне все рассказал, мы радио стали настраивать. Вот только оно теперь не то что ту именно, а вообще никакую частоту не берет. Сломалось радио- то, — закончил Степан.

— Так я ж и отчима твоего видел по дороге. Иду я значит с озера. Часов пять назад это было. С работы Михалыч шел и, вправду, с радио. Я еще тогда Марию Ивановну встретил. Старушку. Молоко несла. А ведь поздно уже. Часов восемь-девять, магазин — то уже не работает. И ладно бы свое, но покупное откуда-то несет. Я подхожу к старушке и спрашиваю. Откуда она и куда так поздно, и нужна ли ей помощь. А она меня, глядишь, не узнала. Смотрит расширенными глазами. Напуганными. И вдруг как закричит. Все молоко выронила. А оно ж в стекле. Так и разбилось. И бежать от меня. Я понятное дело старушку догонять не стал. Не признала похоже, подумала, что грабят. Так еще и кричит мне, уже убегая: «Демон, демоница!». Я домой пошел и вот уже подхожу, калитку открываю и понимаю, что за мной тень какая-то идет. Голову немного повернул, когда ворота — то закрывал и вижу: выглядывает Мария Ивановна из-за угла. А выражение лица у нее такое страшное, хищное. Подумал, что пришла мне выговорить за разбитые бутылки с молоком, смотрю, а все три бутылки в ее пакете целёхонькие, как будто до этого и не ее видел…. — засомневался Миха.

— Да старая она! Старая! Не понимает, чего творит! — объяснил Михе брат. Вот меня какой-то мальчишка напугал витькиных лет. И ведь не знаю его. Не из наших что ли, не из деревенских. Мы ведь вместе с Михой шли, но потом разошлись. Я сразу домой, а он куда-то прямо. Не знаю, может и к Марии Ивановне. Вижу перед нашим домом стоит этот. Спиной ко мне. Я сначала даже не понял. Подумал Витька. Рост на то указывал. Я подхожу по плечу трогаю, думаю — он не он?. А мальчишка резко развернулся, сдернул с меня шапку и пропал…

— Как это пропал? — взволнованный судьбой мальчика, похожего на себя, спросил Витька.

— Убежал. Я за ним естественно, мне же шапка нужна. Он забежал за угол, там, где у нас забор справа кончается. Поворачиваю за ним и еле успеваю зацепиться скользкими пальцами за вырезы на заборе. Я ж забыл, что справа от нашего забора подъем от речки по которому мы шли. Вот только подъем-то крутой. Если оттуда вниз круто сбежать или спрыгнуть- костей не соберешь. Вот и получилось, что, если бы я не успел затормозить, непонятно, что было бы. А парнишки нет. Может и убился, это уже не знаю, но я до сих пор сижу без шапки. Указал Коля пальцем на свою голову.

— Ребята, сардельки подгорают! — спохватился Алексашка.

Парни, заслушанные рассказами друг друга и правда подпалили сардельки, но, несмотря на это, с тем же аппетитом съели их.

На следующий день

— О, Лариса и вы здесь! Какими судьбами? — обрадовался матери Алексашки отец Витьки.

— Вчера ночью мой куда-то сбежал. Ночью еще заметила, но думала, наверное, подростковый возраст, к утру вернется. Нет. Не вернулся. Все еще где-то шляется. Пришла к Михалычу чтобы поймал, да налупил хорошенько! А ты-то как здесь?

— Мать, видать они где-то вместе. Моего дома тоже нет. Сегодня я так хорошо спал, а на утро смотрю, а его и нет. А ты чего, мать, в унтах-то? Лето как бы. Вспотеешь. Я знаю, что у тебя сестра из Сибири приехала, но рановато уже для теплых меховых валенок.

— Да это не мои. Негодяя моего. Ему сестрица подарила. Так еще аккуратно их на верхнюю полку поставил. Ели сняла. Очень они ему уж нравятся. Вчера все башмаки свои в лужах испачкала. Думаю, схожу к Михалычу в