Убойная невеста - Вера Воронцова

Женщина, пристроившаяся в развилке между толстых ветвей, уже успела прочитать все эти памятные надписи — с самого утра она вместо того, чтобы идти на пляж, ютилась здесь, в благодатной тени.

С ней случилось то, что частенько происходит с туристами после долгих зимних месяцев, дорвавшимися наконец до теплого моря и яркого солнца — она пожадничала, перегрелась, обгорела, кожу на плечах и на спине жгло и саднило, в некоторых местах даже появились волдыри.

Не желая тратить ни минуты драгоценного отпуска на сидение в помещении, она нашла это чудное местечко — огромная тенистая олива, окруженная причудливой смесью жестколистых вечнозеленых кустарников — лавра, земляничного дерева, душистого цветущего олеандра. Чудесный оазис совсем недалеко от отеля и с замечательным видом на море.

Вначале она разложила полотенце на травке между корней, но лежать было больно, а сидеть на откосе — неудобно. Потом обнаружила в ветвях это удобное кресло и, вспоминая себя девчонкой, с неожиданной легкостью вскарабкалась вверх по шершавому стволу. Широкие, до колен бермуды, кроссовки и рубашка с длинными рукавами, завязанная на животе узлом, — такой наряд не травмировал обожженную, саднящую при малейшем движении кожу. И вот теперь она сидела, чувствуя раскаленной спиной легкий ветерок, дующий с моря, и описывала далекой, оставшейся в Москве подруге свои первые отпускные радости и невзгоды. Легкую плетеную сумку и такую же шляпку она развесила на сучках вокруг себя.

«Спина болит ужасно, особенно же мучает ближайшая перспектива моего легкомыслия — дня через два кожа облезет, и я буду похожа на больного экземой или еще какой-нибудь тропической кожной заразой — малопривлекательное зрелище! Ты ведь знаешь, я и в лучшем-то виде не фотомодель, что уж говорить о том, как я буду выглядеть в недалеком будущем. И нос — о боже! Мой курносый нос, конечно же, невозможно было скрыть ни за какими полями — я имею в виду шляпку, — теперь кожа слезет с него, как кожура с печеной картошки».

Называя себя «малопривлекательным зрелищем», женщина немного кокетничала. Да, она отнюдь не была красавицей, но кто их в жизни встречал-то, настоящих красавиц! Личики на обложках модных журналов? Попробуйте представить себе, как они будут выглядеть, если их хорошенько умыть. Прелестницы на конкурсах красоты? А останутся ли их ноги такими же длинными, если лишить их пятнадцатисантиметровых каблуков? Звезды мирового кино? В их красоте — девяносто процентов труда гримера и оператора. А вот выпусти их на солнечную летнюю улицу или посади в комнате лицом к окну… Короче, истинная, настоящая красавица — явление редчайшее, существо реликтовое, штучка уникальная. Но это не значит, что без нее мир погрязнет в серости и уродстве — вовсе нет! Любая женщина при желании может выглядеть не хуже мордашки с обложки. Но та, что сидела на дереве, — не хотела. Вернее, не считала нужным что-то менять в своей внешности. В ранней юности, испепелив своим несчастным взглядом не один десяток зеркал, она раз и навсегда поставила на себе крест, позабыв, что красота и привлекательность — совсем не одно и то же, что очарование не измеряется длиной ног, а обаяние никак не зависит от формы носа.

Да, ей было далеко не двадцать, и на вопрос: «Сколько вам лет?» — она уклончиво отвечала «Сколько дадите». Но выглядела она удивительно свежей и живой. Даже в юные годы ее фигура была далека от пресловутых 90–60—90. 40–42 она носила в шестом классе, теперь же ее размером был 48, зимой иногда доходило и до 50. Ступни, которыми она слегка помахивала в воздухе, отнюдь не были миниатюрными — 38 при росте 164 — это, согласитесь, немало.

Да, она не была ни ослепительной блондинкой, ни сногсшибательной брюнеткой, ни соблазнительно рыжей — но ее прямые мягкие волосы, подстриженные в форме каре, были того самого русого тона, который появился бы у восьмидесяти процентов московских женщин в возрасте 20–45 лет, если бы в городе вдруг исчезла краска для волос.

Да, нос у нее был вздернутым, ресницы и брови — белесыми, круглые щеки были щедро усыпаны веснушками — но такой словесный портрет годился для тех же восьмидесяти процентов жительниц столицы! Классический русский тип — неброский, неяркий, милый и пленительный, как полевая ромашка.

Единственное, что выделяло ее среди других, — глаза. Небольшие, но необыкновенно красивые — светло-серые, идеально прозрачные, как капли росы. Они производили незабываемое впечатление на всех, кто хоть раз встретился с ней взглядом.

Но сама обладательница редкостных глаз, как это часто бывает, не считала их достойными внимания. Подумаешь, серые! Это не голубые, не зеленые, не черные — что уж здесь особенного!

«Тебя интересуют мелкие бытовые неурядицы, которые чуть было не испортили мне первые впечатления?» — продолжала она свое письмо. «Ну, так вот: во-первых, никакого «трансферта», как мне обещали в турфирме, не было и в помине — в аэропорту меня никто не встретил, так что мне пришлось самой искать обменный пункт и менять весь мой капитал — несколько стодолларовых бумажек — на толстую пачку лохматых, грязных и истрепанных турецких денег. Никогда не научусь пересчитывать их по курсу!

А потом пришлось самой добираться до отеля. Представляешь? В чужой стране, не зная ни слова по-турецки! Хорошо, что нашелся добрый, да к тому же еще правильно воспринимающий мои жесты водитель автобуса, курсирующего между Антальей и Аданой, — он понял, куда мне нужно, и довез прямо сюда. Однако сама по себе поездка тоже оказалась «неприятностью», хотя и была довольно быстрой. Мне выпал случай убедиться, что дороги в Москве — это еще не беспредел. Беспредел, оказывается, тут. Да, представь, первое место по лихости на трассах — явно не за нами.

Эта поездка стоила мне таких нервов, что я даже не заметила «живописные рощи цитрусовых и плантации бананов и хлопчатника», которые обещали в путеводителе. Надеюсь, ты представляешь, с какой радостью я выскочила из автобуса, когда мы добрались до отеля!

Но и после прибытия неприятности не кончились — забронированный на мое имя номер накануне отдали пожилой паре, а в том, где поселили меня, не работает кондиционер — представляешь, каково это, в такую-то жару! Да еще и створка окна, как назло, имеет такую странную конструкцию, что постоянно захлопывается, когда я ее открываю, — мне пришлось вставить в распор пластиковую рейку, которая валялась на балконе.

Но спать все равно жарко, к тому же в открытое окно постоянно залетают насекомые — особенно меня раздражают мелкие зудящие твари вроде москитов, которые норовят вцепиться в лицо.

И еще — у меня ужасно скрипучая дверь. Никогда не слышала более противного скрипа! Я уже пыталась смазать ее кремом от загара и оливковым маслом, но ничего не вышло, кроме того, что я испортила серую кофточку — помнишь, ту, которую мы вместе купили у вас в супермаркете. Представляешь, посадила на нее масляное пятно! Не отстирывается, я уже проверила.

Ну а остальные беды — полностью по моей вине. Кроме кофточки, испортила часы, когда полезла, не сняв их, в море, испортила кожу, когда забыла, что тридцать шестая параллель — это не пятьдесят шестая, короче, теперь прячусь в тень и мажусь местной простоквашей — здесь ее называют йогуртом.