«Над всей Испанией безоблачное небо» - Герман Иванович Романов

воздух — жена с дочерью оставались в небольшой каюте. Он не подставлял лицо брызгам, стараясь сохранить выглаженный мундир от мокрых пятен. В том, что переворот в Лас-Пальмасе, столице Канарских островов, будет успешен, генерал не сомневался. Правительство держало его на Тенерифе, но сегодня он получил разрешение от заместителя секретаря военного министра отправиться на Гран-Канарию в инспекционную поездку — там очень вовремя во время тренировочных стрельб погиб военный губернатор генерал Балмес.

Случай абсурдный, но как кстати — теперь он как старший по званию имеет полное право объявить свою власть над всеми колониальными владениями в здешнем регионе. Войска под рукою есть, причем надежные, которым Республика как кость поперек горла. И помощник надежный, бригадный генерал Луис Ортиг, что сделал многое для будущего мятежа, вовлек в него всех военных. Гарнизон был дислоцирован в двух самых значимых местах — в главном городе острова Тенериф Санта-Крус и Лас-Пальмасе. В каждом дислоцировано по батальону регулярной пехоты и дивизиону береговой артиллерии. В них имеется по два десятка пушек в каждом, в том числе и серьезных крупнокалиберных установок, способных повредить любой крейсер. Остальные пять островов без войск, но там имеются посты и караулы Гражданской Гвардии, что живо наведет порядок. А если сама не сможет — то благо в Лас-Пальмасе на якорях стоят канонерская лодка «Каналеяс» и патрульный корабль «Аркила» — их пушки живо «облагоразумят» недовольных…

Эль-Ферроль

— Что я смогу сделать, один на целый флот…

Асарола пребывал в полной растерянности, а разум продолжал услужливо «перелистывать» страницы непонятно откуда-то взявшегося в голове «справочника». Нет, он сам догадывался, что военный мятеж, наподобие того что время от времени случались в Испании, неизбежен, вот только не мог предположить о его размахе. А это уже не пронунсиаменто, привычное дело во многих испаноговорящих странах нового Света — нет, самая настоящая гражданская война, в ходе которой погибнет свыше полумиллиона жителей, но на поле боя падет меньшая часть, большинство из них будет казнено победившими в этом противостоянии франкистами.

Адмирала ожесточали выходки распоясавшихся анархистов, что убивали священников и оскверняли церкви, все эти убийства и глумления, которые «чернь» допускала к вполне лояльным гражданам республики. И пусть даже нелояльным — однако жестокие расправы без всякого судопроизводства вызывали только омерзение к палачам. В политической смуте всегда допускают сведение личных счетов, прикрываясь «светлыми идеалами», однако анархия недопустима. Пусть будет в Мадриде любое правительство — оно станет властью, заинтересованной в законности и порядке. Сейчас во многих местах торжествуют анархисты, отвергающие саму идею государства, и оставляющие только за собой право на насилие. Потому эту вольницу нужно приводить к порядку, если потребуется то и силой, и партии «Народного фронта» это обязательно сделают. Однако будет поздно, слишком поздно — пройдет уже год войны, и мятежники уже наберут много сил, способных сокрушить республику через следующие полтора года.

— Мятежу нельзя дать разрастись в самом начале, Франко на посту главы государства наихудшая кандидатура. Именно его кровожадная мстительность погубит десятки тысяч людей, да что там — сотни тысяч, чтобы установить его личную диктатуру! Да все анархисты, вместе взятые, и десятой части жертв не сделали! Их надо только хорошо за глотку взять — эту вольницу можно и нужно задавить!

Асарола закурил очередную сигарету, посмотрел на множество раздавленных и смятых окурков в пепельнице. Ночь казалась бесконечной, потому что прошла в напряженных размышлениях. Он физически чувствовал, как неотвратимо уходит драгоценное время. До начала мятежа в Марокко остается всего двенадцать часов, а завтра вообще вся Испания станет ареной кровопролитных столкновений, каких еще не знала ее история.

— Вот только одно пока не знаю — как я смогу воспользоваться открывшимся «знанием»⁈ Да и зачем? Может просто положится на судьбу, и если смерть неизбежна, то принять ее с христианским терпением…

Адмирал говорил тихо, рассуждая сам с собою, пытаясь в таком диалоге обрести внутреннее спокойствие. Но не тут-то было — разум стал яростно протестовать, настаивать на борьбе, «перелистывать» те самые страницы, на которых были изображены картины со зверствами франкистов, и последствиями для страны. А они были ужасные — ведь кроме полумиллиона погибших в боях, но большей частью убитых по прихоти военных штатских, еще шестьсот тысяч человек покинет Испанию, спасаясь от зверств победителей, добровольно отправившись в изгнание. А ведь не меньше миллиона, судя по катастрофической убыли населения, просто умрет от голода, лишений и страданий — а это самые слабые и беззащитные — старики, женщины и дети. И всего этого не избежать — доводы одним за другим, как удары молотом, разбивали «скорлупу», что как панцирь черепахи, закрывала душу. И особенно потрясло адмирала так то, что церковь благословила Франко на безжалостное истребление собственных сограждан, пусть и заблудших душ, но искренне любящих свою страну. «Защитники христианства» получили от иерархов церкви индульгенцию на их убийство.

— Ты присягал Республике, и обязан ее защищать, выполнив свой долг, Антонио, — адмирал тихо обратился к самому себе. И тут накатило спокойствие — он теперь твердо знал, что обязан принять самое деятельное участие в борьбе. Ведь если подавить мятеж, или не дать ему разрастись, как смертельно опасной болезни, то тем самым будут спасены многие десятки тысяч жизней, и сама история может пойти иначе. На стороне Франко выступят Гитлер и Муссолини, а он теперь знает, что они сотворят с миром.

— Я буду воевать против них, за будущее мира, и будь что будет! По крайней мере, мне отпущено время до четвертого августа!

Адмирал перекрестился, на душе стало легче — ведь так всегда бывает, когда человек принимает самое важное в своей жизни решения. Машинально бросил взгляд на часы, и на окно — утро начинало вступать в свои права, с моря наползал обычный для этих мест туман. Да и жары не будет — Галисия не Андалузия, здесь редко когда бывает жарко.

— Что я могу сделать, когда офицеры флота поголовно участвуют в мятеже? А мы с Феррагутом единственные среди адмиралов и капитанов флота, кто выступит на стороне Республики, и будем убиты.

Асарола теперь узнал страшные цифры — из 21 адмирала и 31 капитана де навио республиканцами остались только четверо. Они оба погибнут в Эль-Ферроле в самом начале войны, двое оставшихся никакой пользы для Республики не принесут, будут отираться при Хирале, что сейчас морской министр, и в конце-концов станут дезертирами. Из 65 капитанов де фрегата лояльность президенту сохранят только семеро, двое из них погибнут в Кадисе, расстрелянные мятежниками, а один позже сбежит во Францию. Оставшиеся четверо пройдут путь до конца — но сейчас они занимают малозначимые должности, лишь один де-факто командир флотилии эсминцев. А вот с капитанами де корвета прямо беда — из 128 сохранят верность Республике только тринадцать, из них двое погибнут в самые первые горячие дни. И опять — только шестеро командуют сейчас эсминцами, подводными лодками и вспомогательными судами, остальные давно сидят в министерстве или береговых штабах, и кроме двух, безынициативные и порядком напуганные происходящими событиями люди. Что касается младших офицеров прямо беда — из четырех сотен теньенте (лейтенантов) и альфересов (мичманов) верность присяге сохранит ровно дюжина — и то трое погибнут в первый месяц.

— Не то, что флотом — боевыми кораблями некому командовать, — улыбка вышла невеселой. Однако в мозгу снова стали «перелистывать страницы» и от новой информации Антонио Асарола содрогнулся…

Памплона

— Ты глупец, старый добрый Доминик, я ведь тебе поклялся, что не буду принимать участие в авантюре. Однако наше выступление это отнюдь не авантюра, а тщательно подготовленное мною восстание всей армии, которое сметет анархию и установит в Испании должный порядок!

Эмилио Мола усмехнулся, вспоминая вчерашнюю утреннюю беседу в Бургосе с генералом Батетом, командующим 6-м округом, в состав которого входили части расквартированной во всех городах этой обширной области 6-й пехотной дивизии. Сам Мола был отправлен мадридским правительством фактически в изгнание — назначен комендантом Памплоны, древней столицы Наварры, бывшего королевства. С поста командующего Африканской армией загнали в захолустье, где под рукою и полной пехотной терции, то есть полка, нет. Впрочем, так же поступили с «заклятым другом» — Франциско Франко тоже убрали, и совсем далеко, лишив воинской силы — на Канарских островах не сильно покомандуешь, зато отдохнуть хорошо можно.

— Вот только зря вы меня сюда