Похорони меня ложью - С. М. Сото

и раздраженно хлопает ими по бокам. — Ублюдок всю ночь ведёт себя, как киска, — бормочет он себе под нос, направляясь к остальным парням.

— Мы можем поговорить?

Винсент наконец бросает на меня взгляд, хотя и не очень приятный.

— Я не трахаюсь дважды, Райт. Побереги дыхание.

Гнев вибрирует в моих венах, а ярость пузырится в груди. Я делаю угрожающий шаг вперед и сердито тычу в него пальцем.

— Ты мне кое-что должен, жалкий сукин сын. Потому что следующий человек, с которым я поговорю о произошедшем? Для тебя все будет закончено. Для всех вас.

Глаза Винсента пылают яростью. Он отталкивает мою руку, входя в мое личное пространство. Движение настолько внезапное, что застает меня врасплох, и мое дыхание прерывается, учащая сердцебиение.

— Продолжай издеваться надо мной, Мэдисон. И ты пожалеешь об этом.

Мое лицо морщится от отвращения.

— Я сожалею о нескольких вещах, Винсент, но одна из них — это та ночь. Дай мне то, что я хочу, или я пойду в полицию.

Мой голос выходит резким, гораздо сильнее, чем то, что я чувствую внутри.

Его ноздри раздуваются.

— У тебя нет доказательств.

Я холодно улыбаюсь. Это отражает то, насколько мертвой я себя чувствую внутри.

— Мне не нужны доказательства, когда у меня есть мои слова. — я делаю паузу, просто чтобы по-настоящему нагнуть его. — И кто сказал, что у меня нет доказательств?

Парни подзывают Винсента, не понимая, какой жаркий спор мы ведем, и с последним взглядом он поворачивается ко мне спиной, его походка напряженная, когда он направляется обратно к остальным Дикарям.

Чувствуя себя разозленной и нуждающейся в передышке, я срываюсь с места, бросая свой стаканчик в грязь и направляюсь к деревьям. Мои шаги замедляются, когда я замечаю две фигуры, которые обжимаются и целуются впереди. Они частично скрыты деревьями и листвой, но этого недостаточно. Если я их вижу, то и все остальные тоже. Мое сердце колотится в груди, чем ближе я подхожу к ним. Как только я вижу, кто это, мой гнев взрывается. Я бросаю обвиняющий взгляд через плечо на Винсента, который смотрит на меня с ухмылкой. Он поднимает стаканчик в знак приветствия и делает глоток.

Хорошо сыграно, ублюдок.

Я иду к Тренту и Маккензи, мои руки сжаты по бокам. Ногти впиваются в кожу ладоней, обжигая кожу, оставляя за собой маленькие полумесяцы.

— Что, блядь здесь происходит?

Сестра отшатывается, демонстрируя раскрасневшееся лицо, и я почти теряю самообладание. Я буквально тяну ее за волосы и тащу обратно к машине, но перед этим врезаю Трента по яйцам. Я готовлю себя к тому, что собираюсь сказать дальше, надеясь, что смущение будет достаточным уроком для нее и более чем достаточным, чтобы заставить Трента искать развлечения в другом месте.

Слова, наполненные ядом, срываются с моих губ. И с каждым из них я наблюдаю, как рушится фасад моей сестры. Я смотрю, как ее сердце разбивается на миллионы осколков, но не могу заставить себя пожалеть. Все, что я сделала, все, что я делаю, это ради нее.

Так было всегда.

Всю дорогу до дома я чувствую, как ей больно. Вижу боль в ее глазах, когда она выходит из машины. Вижу это по тому, как опускаются ее плечи, когда она поворачивается и заходит в дом. Какая-то часть меня хочет позвать ее и все исправить, но настойчивость, пробегающая от кончиков пальцев до кончиков пальцев ног, заставляет меня не делать этого.

У меня есть более важные счеты. Ей придется подождать.

Таков был мой план — разобраться с этой ситуацией сегодня ночью, раз и навсегда, а потом, наконец, все объяснить Маккензи. Она заслуживала правды. Если и был кто-то, кому я доверяла, так это она. Это всегда была она.

Как только она в безопасности, я возвращаюсь в лес. Единственное место, где они все будут сегодня ночью. Я яростно проталкиваюсь сквозь деревья, отбрасывая ветки с пути, и приближаюсь к скале Поцелуев. Я слышу их смех, и он подпитывает мой гнев.

Как они смеют развлекаться, когда весь мой мир перевернут вверх дном?

Как они смеют быть молодыми и свободными, когда из-за них в моей душе царит тьма?

Когда деревья раздвигаются, уступая место скале и Дикарям вокруг нее, я вижу красное. Ослепляющая ярость поглощает каждый мой вздох, занимая пространство в каждом кусочке моего тела. Я дрожу, мои руки трясутся, а ноги угрожают подогнуться.

— Ты жалкий ублюдок.

Мой голос стальной, прорезает звук их смеха.

Все взгляды устремляются на меня. Улыбка Винсента исчезает, а остальные парни выглядят смущенными. Я приближаюсь к Тренту.

— Держись, блядь, подальше от моей сестры, — я скриплю зубами, в моем тоне ясно слышится предупреждение.

Увидев руки Трента на Маккензи, что-то во мне оборвалось. Защитная жилка, о которой я и не подозревала, вышла поиграть, и я приняла ее. Я всегда принимала ее, если это означало защиту моей сестры.

От едкой ухмылки на его лице закипает ад. Красный всплеск гнева, затуманивающий мое зрение, не похож ни на что, что я когда-либо испытывала раньше. Я знаю, на что они способны, и ни за что не подпущу никого из них к своей сестре. Она не такая, как мы. Она никогда не была такой, как мы. Она слишком хороша для нашего мира. Слишком мила и слишком наивна. Легко поддается порче и использованию. Только через мой труп я позволю этому случиться.

— Да ладно тебе. Я просто хотел немного развлечься.

— Я знаю, что ты от нее хотел, и клянусь Богом, если я еще раз увижу тебя рядом с ней, я убью тебя. Ты меня понял?

Остальные ребята охают, как дети. Все, кроме Винсента. Он стоит так же спокойно и отчужденно, как всегда, побуждая меня повернуться к нему.

— Это твой последний шанс, прежде чем я превращу твою жизнь в ад.

Я вглядываюсь в его взгляд, пытаясь найти в нем хоть какое-то подобие человека или хотя бы одно искупимое качество. Но этого нет. Винсент Хоторн ходячая, говорящая оболочка человеческого существа. Внутри он мертв. Именно это и привлекло меня в нем поначалу, каким тихим и недосягаемым он был. Его глаза были бесконечными черными планетами, которые казались мрачными пятнами, если смотреть в них слишком долго. Он казался задумчивым и серьезным, а я была глупой идиоткой, если когда-либо думала, что входит в его жизнь безопасно.

— Отвали, Мэдисон, — рычит он.

— Чего она хочет? — спрашивает Маркус, и в его голосе слышится смущение.

Мы с