Меняя матрицу. Дилогия - Владимир Георгиевич Босин

на лицо жены. Живые, ироничные глаза, которые бывают только у брюнеток, легко срывающиеся на смех. С удовольствием посмотрев на идущих к дому жену с внучкой, которую уже надо укладывать на боковую, Владимир Алексеевич плеснул ещё на два пальца вискаря и повернулся к реке. Темнеющий лес, подсвеченный молодой луной завораживал. Почему-то в голову полезли мысли о прожитой жизни. Эх, если бы можно было вернуть время, прожить жизнь заново.

Нет, грех жаловаться, старался, тянул, чтобы всё как у всех, чтобы нужды близкие не знали.

Любимая жена, дети, внуки, в доме все есть. Но как же тяжело это далось. Опять заняло сердце. Стараясь дышать осторожно мужчина начал массировать сердце, хотел крикнуть Оле, чтобы принесла лекарство, но вдруг тело скрутило в узел. Мелькнул свет, это тело осело на землю и сознание погасло.

Какие-то звуки, как сквозь вату пробивались в сознание. Пытаясь собрать мозги в кучу, я попытался открыть глаза. Смутные тени, невнятный бубнёж, раскалывающиеся голова — все это привело к тому, что меня жёстко вырвало. Еле успел повернуть голову и сознание отключилось.

Следующее пробуждение немного отличалось от предыдущего. Першило горло, очень захотелось пить. Попытка позвать не получилась, но на мычание среагировала очередная тень, приподняла мне голову и ткнула в губы кружку с водой. Господи, как хорошо. Занавес.

Разбудили меня опять невнятные звуки, чтобы понять, пришлось напрячься и тут же голова среагировала дикой болью. Укол в руку опять погасил сознание.

Ну вот, так-то лучше, проснулся и меня не стошнило сразу. Голова болела, но терпимо. Судя по всему, я в больнице. Все-таки подвело сердечко. В палате коек восемь, от окна кто-то крикнул - позовите сестру, пацан вроде очнулся. Через несколько минут зашла девушка в белом халате, глянула в мою сторону и тут же исчезла. Минут через пять быстро вошёл в палату врач средних лет, положил прохладную руку мне на лоб и зачем-то посмотрел в глаза. Было неприятно, потому что изображение двоилось, - ну, как самочувствие? - задал он вопрос.

Я хотел ответить, что бывало и лучше, но не узнал своего голоса. Он изменился, стал октавой выше.

- На что жалуешься? - спросил врач.

Я хотел возмутиться, что он мне тыкает, но вдруг понял, что совсем не чувствую тяжести в сердце. Да и вечно ноющую боль в пояснице почему-то не ощущал. Зато болела голова, какой-то шум в ушах и накатывающая слабость намекала на проблемы с головой. Решил закрыть глаза, что бы понять, что происходит и потихоньку отъехал.

Очередное пробуждение было намного приятнее. Самочувствие вроде неплохое. Да что там лукавить - я уже забыл, когда так великолепно себя чувствовал. Побаливает немножко голова в области затылка, за то во всем теле наблюдается удивительная лёгкость. В палате пусто, наверное начался завтрак. Я откинул одеяло и с недоумением посмотрел на свое тело. Худое тело подростка, голенастые конечности и руки детские.

Не понял, что происходит?

Резко адреналиновая атака ударила в голову, путанные мысли как бешенные лишили способности здраво рассуждать. Резко заболела голова, паника накрыла и я опять отключился.

Через какое-то время меня разбудили, медсестра напоила меня и покормила с ложечки манной кашей. Голова была абсолютно пустая, ни одной мысли. Одни рефлексы, минут через десять зашёл другой врач постарше. Спросил о самочувствии и объяснил, что у меня в результате падения закрытая черепно-мозговая травма, предположительно тяжёлая и мне требуется лечение. И что вечером придет мама, а мне лучше всего поспать.

В палате кроме меня было три человека. Молодой парень лет двадцати сидел справа от меня на своей койке и, используя спинку кровати, вязал сетку-авоську из лавсановой нити.

- Извините, а какое сегодня число?

- Так двадцать третье января, а валяешься ты тут уже четыре дня, - быстро ответил парнишка, отвлекшись от своего занятия.

- А год какой?

Парень засмеялся, - хорош прикалываться.

А я не просто так спросил. То, что я - не я, это я уже понял, тело то чужое. А вот обстановка была странная, будто в сельской районной больнице очутился, где ни будь в глубинке. Голые побеленные стены и по тумбочке у каждой кровати. Я-то насмотрелся на больницы в последние годы. Где вызов медсестры, лампы местного освящения и выходы на стене для подключения кислорода и прочие коммуникации.

- Так с утра тысяча девятьсот семьдесят пятый пошел, - парень аккуратно потрепал меня по голове и спросил, не надо ли чего.

Я подогнул колени и накрылся с головой одеялом. Надо собраться, закапсулироваться и понять, что происходит. Получается, я таки умер, но вместо забытия или там вознесения, оказался в теле подростка. Предположительно в СССР в 1975 году. Раз уж так меня крутануло, то не понятно, мой ли это мир или какая-нибудь параллельная ветка развития. Надо затаиться и понять, что делать. И тут меня торкнуло, а если я там умер, как же Оля?

Дети быстро свыкнуться, жизнь то не стоит на месте. Но моя Оля, мы пятьдесят лет вместе прожили. Она же без меня не сможет, не выживет. Нет, на работе и в семье она была лидером и держала все под прицелом. Но в любой нештатной ситуации становилась беспомощной. Я всегда сам организовывал наши поездки на отдых. Оля полностью зависела от меня. Помню, как она потерялась в аэропорту Праги, отошла помыть руки и перепутала место, где я сидел с чемоданом. Через двадцать минут я сам пошёл ее искать и нашел на соседнем ряду кресел плачущей. А тут совсем одна. Сердце стянула тяжесть, и я постарался забыться.

Нет, все-таки есть что на небесах. Вечером пришла мама. Нет, не так МАМА, моя мама. Молодая, но сразу узнаваемая. Она обняла меня, и я расплакался, ка маленький. Соседи из деликатности вышли из палаты. А мама начала меня тискать, откинула одеяло и стала рассматривать, что тут со мной вытворяли эти коновалы. Я же попросил утку, терпеть уже силы не было. Вставать то не разрешали, а попросить я стеснялся.

Мама рассказала, как я всех напугал. После обеда в воскресенье мы с пацанами играли на гаражах. Во дворе у нас стоял длинный ряд кирпичных гаражей и с краю, сзади притулился металлический низкий гараж инвалида войны. В обычное время там играть было неинтересно. А вот зимой ворота гаражей заваливало снегом