Фальшивая жизнь - Андрей Анатольевич Посняков

по три двенадцать. Пришлось наскрести денег да взять поллитру… ну, размер Евграфыча не смутил, тем более день-то был выходной – это ж не ночь, это ж целые сутки дежурить! Взял. Закуска из дому была – краюха черного, картошечка отварная, соль, да шмат сала, что двоюродная сестра из Конотопа прислала. Вот на куреве пришлось сэкономить: купить вместо привычного «Казбека» дешевый «Памир».

Заперев ворота, Евграфыч прихватил служебный «наган» без патронов (не положено!) и отправился на обход территории: пыльный квадратный двор да четыре склада: два продуктовых и два промтоварных. Добросовестно проверил замки и засовы, а уж потом отправился в сторожку, маленькую будку у самых ворот, где выпил грамм пятьдесят, закусил сальцем и, не снимая кирзовых сапог и кобуры с «наганом», улегся на старый диван – «задавать храповицкого».

Спал он, надо сказать, чутко, просыпаясь от каждого подозрительного звука. Машина возле ворот проехала, мотоцикл или мотороллер – появились и в Тянске такие финтифлюшки, и даже девки на них катались, юбки ветром задирали, тьфу!

Немного вздремнув, ровно в полдень Тихомиров включил радио – старенький репродуктор с закругленными углами. Послушал концерт по заявкам, с удовольствием и без удовольствия, какую-то занудную лабуду, посвященную подготовке празднования пятидесятилетнего юбилея Великой Октябрьской социалистической революции. Евграфыч разменял уже седьмой десяток, застал еще царские времена и уж тем более хорошо помнил, как эту революцию называли просто и без затей – «Октябрьский переворот».

К вечеру, впрочем, стали передавать военные песни, и тут уж Евграфыч расчувствовался, всплакнул даже и приступил к оставшейся части банкета. Очистил картошечку, порезал сальца, круто посолил хлебушек… Налил вологодский стакан – да одним махом и ахнул. Крякнул в седые усы, закусил, полистал валявшийся в ящике стола журнал «Огонек» за прошлый год с писателем Роменом Ролланом на обложке… Журнал был читан-перечитан не раз, и Тихомиров, вырвав пару листков, постелил их на стол, рядом с телефоном – так сказать, скатерть!

Заодно проверил и телефонный аппарат – старинный эбонитово-черный, с цифрами и буквами на диске. Телефон этот придавал неказистому облику сторожки официальную солидность, что очень нравилось сторожу.

Приложив трубку к уху, Евграфыч ожидал услышать гудки. Однако нет! Аппарат молчал, словно мертвый!

– Что ж это, ититна-мать? – привстав, озадаченно вымолвил старик. – Провод, что ль, оборвался? С утра же работал. Кажись…

Ну да – работал! Ведь проверял…

Согласно ведомственной инструкции, в подобном случае необходимо было известить начальство «любым доступным способом, не покидая охраняемый объект». Только вот как это конкретно сделать, инструкция умалчивала. Может быть, выглянуть за ворота да попросить прохожих, мальчишки тут частенько бегали, на велосипедах катались, река-то рядом…

Жахнув еще «для ясности ума», Евграфыч, пошатываясь, вышел из сторожки.

И тут в ворота постучали… Постучали по-хозяйски, громко и требовательно! Да еще и позвали:

– Эй, Иван Евграфыч! Спишь, что ли? Давай, отворяй!

– А вы вообще-то кто? – пьян – не пьян, а соображал Тихомиров быстро.

– Ремонтники мы. С телефонной станции, – сообщили из-за ворот. – Обрыв на линии ищем. У тебя телефон-то работает?

– Не работает! – Обрадованный старик поспешно бросился к засову. – Сейчас я, сейчас…

Ворота еще не до конца открылись, как в образовавшуюся щель прошмыгнули двое в брезентовых, несмотря на теплый весенний день, плащах и… в хирургических масках на лицах!

– Это… что это?

Евграфыч удивленно моргнул и тут же получил по башке чем-то тяжелым…

– Ну, Караюшка… – Один из налетчиков покачал головой. – Говорил, связать только… Он же пьяный в умат!

– Да и черт с ним! – повел широкими плечами главарь. – К сторожке его оттащим… Ага… Теперь показывай, где тут что?

– Вон тот склад, крайний.

– Угу.

Плечистый вытащил из кармана отмычки и усмехнулся:

– Ну и замок! Ногтем можно открыть.

С засовом подельники справились быстро и, распахнув дверь, проникли внутрь…

– Вон! – Включив фонарик, вертлявый указал на картонные коробки.

Вскрыли одну, извлекли какие-то пакеты…

– Это что? – присмотревшись, злобно зыркнул главарь. – Трусы, что ли, бабские? Это из-за них мы…

– Между прочим, это французское белье! – Напарник важно надул щеки. – А вот это… это называется – бикини! Купальник такой, гэдээровский. Дефицит – жуть! В Ленинграде по полтиннику оторвут – с руками и ногами. А их тут – с полсотни. Смекай! Считай, на пол-«Москвича»! И не какого-нибудь, а новенького – четыреста восьмого! Да за такой купальник любая баба – твоя!

– Погубят тебя твои бабы, Игорек… Вот помяни мое слово, погубят!

– Ничего, разберемся.

– Ну-у… – покладисто махнул рукой Карай, снял маску и сплюнул. – Берем тогда. А со сбытом уж решай сам…

– Да разве ж я когда подводил?

* * *

Вот ведь бывает и от водки польза! И от дефицита… Не кончились бы в раймаге «мальки», не опьянел бы Евграфыч, не шатнуло б его… И голову бы точно пробили, навряд ли и выжил. А так удар пришелся вскользь, и сторож уже довольно скоро очнулся. Правда, налетчиков и след простыл. Как и значительной части промтоварного склада.

Глава 1

Озерск – Тянск, начало июня 1967 г.

За окнами купе проносились веселые белоствольные березки и дачные домики, которые очень скоро сменил густой смешанный лес. Потянувшись, Максим поднялся на ноги и отхлебнул из граненого стакана в массивном серебристом подстаканнике уже остывший чай. Стучали колеса… Настроение было – ух-х! Ну, еще бы – три армейских года позади. Три года нелегкой, но такой интересной службы в Южной группе войск, в Венгрии.

Молодой человек поднялся, набросил на плечи висевший на вешалке китель с сержантскими лычками и значками. Достав расческу, подошел к зеркалу, зачесал назад светло-русую челку, не удержался – подмигнул сам себе. Хорошо!

Демобилизованный сержант Максим Мезенцев ехал в купе один. Дорого! Ну, а парень все-таки возвращался домой. Автобус с автостанции на площади Мира уходил часа через три, в общий вагон билетов не было, а так хотелось побыстрее! Обнять, наконец, мать, сестру Катьку… Восемнадцать лет уже, верно, совсем взрослая стала сестрица. Как и подружка ее, Колесникова Женька…

Да нет, нет же! Это не он, Максим, это она была влюблена, по крайней мере, на то было очень похоже. Не зря же письма писала! Правда, не очень «любовные» – стеснялась, но… фотки даже присылала, Максим их показывал сослуживцам с гордостью. Женька была красивой, правда, младше Максима года на четыре. В школе на нее и внимания-то не обращал, вот еще, на такую мелочь… Правда, потом судьба ненадолго связала, но без эксцессов. Да и какие эксцессы с малолетней подружкой сестры?

Но ребятам фотки показывал… и письма. Просто так