Перманентный кризис. Рост финансовой аристократии и поражение демократии - Марк Шенэ
Шрифт:
Интервал:
Пропали они в окопах, в кошмарной и безумной бойне. Но не пропадает ли на свой лад и сегодняшняя молодежь? Безразличие, грубость, подавленность и поверхностность свойственны кое-кому и в нынешних поколениях, особенно наемникам финансовой войны.
Вот весьма поучительный обмен электронными сообщениями между двумя молодыми наемниками нашего времени:
– привет – привет
– кажись, это смерть
– звонил шеф из попечительского совета по поводу skew trades.
– я ж тебе говорил, они нас уроют вечером уже будет 600 м минимум.
Что означает этот воинственный и одновременно максимально упрощенный, даже банальный, язык между двумя наверняка образованными индивидами? Почему они говорят об убийстве, о смерти? Конечно, «600 м» означает не 600 мертвецов, а 600 млн долл. потерь, которые в данном случае в конечном счете дойдут до 6 млрд. Похожи ли сделки типа «skew trades» на оружие массового поражения? Приходится ответить положительно: финансовые пари на основе сложных производных финансовых инструментов (сложных деривативов), действительно, слишком часто его напоминают.
23 марта 2012 года в дилинговом зале банка JP Morgan в Лондоне трейдер Бруно Иксил, прозванный «лондонским китом» из-за непомерных размеров ставок, и его ассистент Джулиан Грут осознали, что их пари неизбежно принесут колоссальные потери для банка[4]. Приведенный нами обмен смсками между ними говорит об их полной растерянности. В 2011 году Иксил успешно ставил на разорение многих американских компаний. Эти пари породили 400 млн прибыли для JP Morgan, из которых 32 пошли на премии самому Иксилу и двум его начальникам.
Еще одно свидетельство красноречиво иллюстрирует атмосферу, царящую в инвестиционных банках. Оно принадлежит Фабрису Туру, дипломированному инженеру из Стэнфорда, который в 22 года получил место в банке Goldman Sachs. Несколько его мейлов были использованы Комиссией по ценным бумагам и биржам (SEC), обвинившей этот инвестиционный банк в обогащении путем обмана клиентов, а именно в том, что он подталкивал их к приобретению долговых обязательств по особенно сомнительным ипотечным кредитам, в то время как за спиной клиентов банк ставил на падение цены этих бумаг. Вот пример его прозы:
В системе все более ощутим эффект рычага. Все сооружение может рухнуть в любую секунду. Когда я думаю, что сам немного участвовал в создании этого продукта , это как если бы ты изобретал что-то, говоря себе: а что если создать такую штуку, абсолютно бесполезную, совершенно абстрактную и очень теоретическую, и стоимость которой никто не смог бы определить; и больно видеть, когда это разваливается. Это немножко как Франкенштейн, оборачивающийся против своего изобретателя[5].
Признания другого молодого человека подтверждают тот же настрой. Его автор – Жером Кервьель, трейдер, из-за которого Société Générale потеряло в 2007 году 4,9 млрд евро. С тех пор он был осужден на три года, тогда как с его начальства были сняты все обвинения, несмотря на то что оно, несомненно, несет часть ответственности за поощрение и распространение духа и ментальности казино. Он пишет:
В дилинговых залах руководство к действию сводится к фразе: максимально рисковать, чтобы максимально заработать для банка. Учитывая такой принцип, соображения осторожности не очень-то принимаются во внимание. Посреди банковской оргии трейдеру остается право на то же признание, что и рядовой проститутке: а именно что дневной заработок был достаточен[6].
Наконец, Сэм Полк, бывший трейдер спекулятивного фонда, проливает свет на другой аспект проблемы. Он, как и многие его бывшие коллеги, считает, что деньги становятся своего рода наркотиком:
В мой последний год на Уолл-Стрит у меня было 3,6 миллиона долларов бонуса, и меня это бесило, потому что этого было мало. Мне было 30, ни детей, ни долгов, ни каких-то филантропических проектов. Я хотел больше денег ровно по той же причине, по которой алкоголику нужен еще стаканчик. Я был зависимым. Я не только не помогал найти решения проблемам этого мира, но и наживался на этих проблемах[7].
Когда читаешь эти свидетельства, обращаешь внимание и на другие характеристики современного общества. Внутри финансовой сферы, этой нервной системы нынешней экономики, царит продажность, отсутствие иных, кроме денежных, ценностей, моральная пустота. Цинизм молодых людей, получивших образование в самых престижных университетах и отравленных большими деньгами, откровенно поощряется работодателями. Надо сказать, что эти учебные заведения часто гордятся тем, что выпускают блестящих специалистов, способных сразу быть принятыми в дилинговые залы крупнейших международных банков. Вопросы об общественной полезности и моральном здоровье их выпускников вообще не ставятся. Широкомасштабный набор трейдеров, то есть, как правило, безжалостных и циничных наемников, позволяет крупным банкам вступать в финансовые войны, в которых сделки казино-капитализма[8] становятся оружием массового уничтожения[9], сотрясающим страны и компании и порождающим массовую безработицу.
Страдают от этого, действительно, миллионы людей. Страдание усугубляется ощущением растерянности и безвыходности.
Сегодня молодые европейцы не гибнут массами в окопах и на полях сражений. Если кто-то из них преждевременно погибает, то скорее в дорожно-транспортных происшествиях или от самоубийств[10]. Но их втягивают в другую форму войны, в войну финансовую, из которой они, как правило, выходят с тяжелыми потерями – депрессией, алкоголизмом, излишним весом, которые часто сопровождают депрессию, – или страхами за будущее, вызванными риском безработицы и ощущением финансовой нестабильности. Медиа слишком часто отупляют нынешнее поколение, подменяя сущностное суетным и трактуя сущностное суетным образом. Лишенное ключей к пониманию реального смысла, будущее предстает молодым людям непостижимым, непредсказуемым и поэтому крайне тревожным. Неполная занятость надолго установилась в нашем обществе, а с ней утрата социальной стабильности, прекаризация и маргинализация целых общественных групп. Для безработного исключение из сферы найма означает невозможность построения жизненной перспективы и отсутствие горизонта. Воинственная лексика, за которую ухватились политики, лишь подчеркивает размах бедствия. Неужели за один век «битва за занятость» заменила «битву на Марне»? Вряд ли: сражение на Марне закончилось победой французов, тогда как исход битвы за занятость остается более чем неопределенным. Риторика «перелома в кривой безработицы» и «возобновления роста в нашей стране» оказывается во Франции (и не только в ней) пропагандой, никак не связанной с реальностью.
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!