Моисей - Петр Люкимсон

В результате образ этот оказывается слишком живым, слишком противоречивым, слишком реальным, чтобы быть придуманным. Вдобавок ко всему, все новые и новые археологические и исторические открытия подтверждали, что исход евреев из Египта на каком-то этапе истории этой страны и в самом деле имел место. Постепенно все более прояснялся и тот маршрут, по которому двигались в пустыне ведомые Моисеем израильтяне; были найдены останки завоеванных ими ханаанских городов. Да и географы, ботаники, зоологи и представители других наук шаг за шагом подтверждали точность описания Библией особенностей жизни в Синайской пустыне.

Все это невольно наводило серьезных исследователей на мысль об историчности, реальности фигуры Моисея. Правда, и сторонники этой точки зрения разделились на две научные школы.

Представители первой, признавая, что в основу рассказа об исходе положены действительно имевшие место события, все же настаивают на том, что у Моисея, возможно, был некий реальный прототип, но не более того. На самом деле, по их мнению, речь идет о неком собирательном образе, вобравшем в себя черты сразу нескольких еврейских вождей, живших и действовавших в разное время. Ну и, разумеется, вдобавок ко всему народная фантазия, а вслед за ней и те, кто составлял Пятикнижие спустя несколько столетий после исхода, приукрасили этот образ, приписав ему множество чудес и деяний, которых он не совершал.

Однако существует и другая научная школа, адепты которой убеждены в том, что Моисей является абсолютно реальной исторической фигурой, вождем еврейского народа, жившим в ту самую эпоху, которая описывается в Пятикнижии. Они не отрицают, что часть страниц Пятикнижия, возможно, содержит элементы народной фантазии и гиперболы, но в целом все, что описано в ней, соответствует исторической правде.

Данный базисный вывод этой школы основывается, как говорят ее адепты, на самой исторической логике. Вот как обосновывал эту мысль русский философ А. Волин:

«Как могло произойти, что в языческом, политеистическом мире появился народ с совершенно другой, резко отличной религией? Традиционный ответ гласит: Израиль — это тот народ, которого избрал Бог, чтобы он был или стал Его народом. Я бы сказал иначе: Израиль — это тот народ, который избрал Бога как основу и смысл своего существования как народа и существования каждого его члена как индивида. В этом выборе сыграли свою роль и географические, и исторические, и климатические, и биолого-генетические условия. Но все это не могло иметь решающего значения. Условия эти не слишком отличались от тех, в которых находились другие народы этого района, у каждого из которых был свой племенной бог. Да и по своей психологии и складу ума израильтяне библейских времен в массе, наверно, ничем или почти ничем не отличались от соседних и родственных им моавитян, аммонитян, аморитян и даже филистимлян.

Остается лишь одно объяснение: появление религиозного гения с новым представлением о божестве, создавшего новое религиозное учение и внушившего (или пытавшегося внушить) его своему народу...»

Эту же мысль — но в расширенном виде — проводит и П. Джонсон в своей «Популярной истории евреев».

«Этому выдающемуся событию (Исходу из Египта. — П. Л.) соответствовала и выдающаяся личность, возглавившая восстание израильтян, — пишет Джонсон. — Моисей был ключевой фигурой в еврейской истории, осью, вокруг которой все вращалось. Если Авраам был праотцем нации, то Моисей был созидательной силой, формировавшей ее; именно под его руководством и благодаря ему они окончательно выделились в качестве народа, у которого имеется будущее. Моисей, подобно Иосифу, был образцом еврея, но совершенно другого типа и намного более грандиозной фигурой. Он пророк и вождь, человек решительного действия и необычной внешности; способный на страшный гнев и безжалостную решимость; но, кроме того, он человек в высшей степени духовный, склонный к общению с Богом где-нибудь на природе, а также видениям, прозрениям и озарениям. Однако меньше всего его можно было бы назвать отшельником-анахоретом; скорее, он олицетворял собой активную духовную силу, ненавидел несправедливость, горячо стремился осуществить свою утопию. Это был не только посредник между Богом и людьми, но и человек, старавшийся обратить свой высший идеализм в практические государственные труды, а благородные идеи — в повседневные дела...

Он брал обычные идеи, которые бездумно принимались на веру бесчисленными поколениями, и превращал их в нечто новое, что последовательно и радикально преобразовало мир так, что возврата к старому уже не было. Он подтверждает факт, который всегда признавали великие историки, и который сводился к следующему: человечество совсем необязательно движется вперед маленькими шажками; иногда оно делает огромный прыжок, побуждаемое энергией отдельной, но выдающейся личности. Вот почему утверждение Велльгаузена (Велльхаузена) и его школы, что Моисей есть продукт позднейшего творчества, а свод его заповедей — изобретение великих жрецов после Изгнания во второй половине первого тысячелетия до н. э. (точка зрения, которой придерживаются некоторые историки), есть не что иное, как скептицизм, доведенный до фанатизма, и насилие над летописью человечества. Выдумать Моисея — задача непосильная для человеческого ума; мощь его личности буквально насыщает страницы библейского повествования...»

Но, пожалуй, самое парадоксальное заключается в том, что даже если бы Моисей и в самом деле никогда бы не существовал, о нем все равно были бы написаны сотни и сотни книг — религиозных и философских сочинений, исторических исследований, романов, пьес, поэм. Потому что уже неважно, жил он на самом деле или нет - сама его фигура превратилась в архетип подлинно великого пророка и вождя, истинного духовного, политического и военного лидера нации, на ошибках и достижениях которого стоит поучиться каждому новому поколению лидеров любого народа. И, одновременно, всем народам стоит время от времени применять к своим лидерам «критерии Моисея», чтобы понять, насколько те соответствуют своей роли. Эта книга о Моисее представляет собой первую попытку воссоздать историю его жизни не на основе какой-то одной теории или гипотезы, а сведя воедино самые разные версии, взгляды, воззрения на биографию пророка и события Исхода, которые были выдвинуты как богословами, так и учеными на протяжении последних столетий. Разумеется, в числе тех источников, которые использовал автор, в первую очередь значатся еврейские — ведь именно они, в конце концов, и являются основой всех знаний о жизни Моисея, а последующие труды ставят своей целью либо подтвердить, либо опровергнуть их подлинность. При этом автору было крайне важно использовать не только относительно известный широкому читателю текст Торы, то есть Пятикнижия Моисеева, но и Талмуд, мидраши и другие, уже куда менее знакомые широкому русскому читателю, древнееврейские тексты, содержащие в себе те или иные, подчас кажущиеся абсолютно реальными, а подчас и откровенно фантастические подробности жизни величайшего из пророков древности.

В немалой степени автор опирался и на текст «Иудейских древностей» Иосифа Флавия — ведь принадлежа к касте священников-коэнов, потомков брата Моисея первосвященника Аарона, Флавий в этом сочинении щедро делится преданиями, которые более тысячелетия передавались из уст в уста исключительно внутри этого сословия еврейского общества.