Закон якудзы - Дмитрий Силлов

– Повторите еще раз ваш доклад, майор, – не оборачиваясь бросил полковник через плечо.

Сзади послышался старательно подавленный негромкий страдальческий вздох, после которого «беломорный» голос начал скучно говорить:

– Сегодня при патрулировании объекта сержантом Соколовым и рядовыми Дьяконовым, Борисенко и Фокиным задержан гражданин подозрительного вида. Одет в комбинезон камуфляжной раскраски, известный как «камуфляж КГБ», и ботинки явно зарубежного производства. Особые приметы. На кистях рук имеются глубоко въевшиеся следы пороховой гари, на указательном пальце присутствуют характерные изменения кожи, вероятно от спускового крючка. Предплечье левой руки опоясывает странная, немного выпуклая татуировка в форме змеи. При задержанном найдены следующие предметы. Стреляные гильзы в карманах от огнестрельного оружия различных систем, в том числе импортного производства – как известных калибров, так и не встречавшихся мною ранее. На шее задержанного при обыске был найден камень, слабо светящийся красноватым светом. Также у него были конфискованы часы, явно произведенные не в Советском Союзе.

– Ну, и что ты предлагаешь? – поинтересовался полковник. И добавил: – Неофициально, разумеется.

– По моему глубокому убеждению, следует доложить сами знаете куда. И ежу понятно, что это иностранный шпион, заброшенный на Украину западными спецслужбами. Не исключаю, что он имеет прямое отношение к взрыву на Чернобыльской АЭС, последствия которого мы сейчас разгребаем.

– Ага, ты прям самолично обломки ТВЭЛов с двуокисью урана разгребаешь с кровли третьего энергоблока и в разрушенный четвертый скидываешь, – поморщившись, произнес полковник. – А потом как перчатки снимаешь собственную кожу с рук, хватанув тысячу рентген в час.

– Поясните, пожалуйста, что вы имеете в виду, товарищ полковник, – процедил сквозь сжатые зубы майор. – Я полностью отдаю свой долг Родине, обеспечивая круглосуточную охрану объекта. И я считаю…

– Ты считаешь?

Полковник круто развернулся, выплюнув спичку. Которая, кувыркнувшись в воздухе, отскочила от начищенного до блеска сапога майора.

– Ты считаешь, что нужно докладывать в Комитет госбезопасности о каждом придурке, прочитавшем фантастический роман и посмотревшем снятый по нему популярный фильм про сталкеров? Так ведь он себя назвал, верно? Сталкером? А потом приедет проверка из КГБ, после чего в лучшем случае мы вылетим из армии по служебному несоответствию. И комитетчики будут правы. Потому что нечего хренью страдать и отнимать время у серьезных людей.

Майор смотрел в пол, так что за насупленными бровями глаз почти не видно. Зато хорошо заметно было, как перекатываются желваки на его лице.

– И что прикажете делать с задержанным? – глухо проговорил он.

Полковник скрипнул зубами вхолостую, забыв, что между ними уже нет прослойки в виде жеваной спички. Впрочем, может, оно было и к лучшему. Пока смотрел в окно, плюща передними резцами тонкую деревяшку, ничего путного в голову не приходило. А тут словно озарило.

– А что вы делали во Вьетнаме с нежелательными пленными, когда служили там Родине в должности военного консультанта? – хмыкнув, поинтересовался он.

Майор замер на мгновение, осознавая услышанное, потом поднял голову. К своему удивлению, полковник увидел в заблестевших глазах подчиненного что-то похожее на радость.

– Разрешите выполнять?

– Разрешаю идти, – осторожно сказал полковник. Ведь всем известно, что заданный вопрос, оставшийся без ответа, приказом не является. А в случае чего он и знать не знает, что там нафантазировал себе майор внутренних войск, ранее поучаствовавший во многих внешних конфликтах.

* * *

Что бы там ни говорили восточные мудрецы, пустота редко бывает действительно пустой. И даже если таковое случается, рано или поздно она все равно начинает чем-то заполняться. Например, как сейчас, – тусклым светом, навязчиво пробивающимся сквозь закрытые веки.

Свет был странным. Тусклым. Безжизненным. Свет не бывает таким. И чтобы разобраться в природе столь удивительного явления, стоило открыть глаза.

Что Виктор и сделал.

И удивился еще больше.

Это действительно была пустота, заполняющая всё вокруг, светящаяся сама по себе.

Мертвая…

Виктор сразу вспомнил, где он видел подобный свет.

Это было давно, словно в иной жизни. Испытание Воды. Поверхность озера, гладкая, как зеркало, глядя на которую так легко погрузиться в состояние мицу-но кокоро, что в переводе с японского и означает «разум как поверхность озера». Состояние, когда нет ни мыслей, ни ощущений, как нет ни малейшей ряби на глади воды в безветренное весеннее утро. Лишь в этом состоянии можно увидеть истинный мир таким, какой он есть на самом деле. Такое ви́дение мира по-японски называется «нёдзё».

Тогда Савельев впервые увидел камни, живущие жизнью неживого. Бесформенные глыбы, светящиеся слабым белым светом.

Таким же, что заполнял сейчас собой пустоту вокруг Виктора.

Мертвым светом неживого – и одновременно живым.

Понять это невозможно непосвященному, для которого «нёдзё» – всего лишь слово. Звук, рождающийся – и тут же умирающий, за которым нет ничего, кроме колебания воздуха. Но тем, кто испытал это состояние, не нужны звуки. Они и без них прекрасно понимают друг друга. И легко узнают себе подобных среди толпы…

Так же, как сейчас Виктор узнал того, что возник из пустоты и сел напротив него, положив рядом свой посох.

На этот раз Виктор не удивился. Он уже достаточно пришел в себя, чтобы поддаваться обычным человеческим эмоциям. Поэтому Савельев также приподнялся и сел, скрестив ноги в позе лотоса. Лучшее положение для пребывания в пустоте, когда не совсем понятно, сидишь ты или же висишь в воздухе.

Они синхронно поклонились друг другу, причем поклон Виктора был на три сун[1] ниже – так всегда ученик клана Сумиёси-кай приветствует учителя, который первым нарушил слегка затянувшееся молчание.

– Я рад, что ты не забыл, как это делается, Оми-но ками. И удивлен тому, насколько ты успел покрыть своё ками[2] грязью, которую порождает ярость и ненависть.

– Я тоже рад видеть вас, сихан[3], – произнес Виктор. – Давненько я не слышал имени, которое вы мне дали. Я был уверен, что вы погибли в том бою с тэпподама[4]. И, в свою очередь, удивлен, что больше не слышал о вас ничего. А насчет ненависти – не вы ли учили меня ненавидеть, когда предлагали убить неживого[5]?