Персональный апокалипсис - Татьяна Коган

– Вызвать тебе такси?

– Да.

– У тебя красивое тело.

– Запишешь мой телефон? – предложила девушка, натягивая юбку.

Он отрицательно покачал головой.

– Пытаешься казаться оригинальным, да? – Олеся презрительно скривила лицо.

– Боюсь привыкнуть к тебе и увлечься. А это сейчас некстати, – сыронизировал Андрей. Олеся приняла за чистую монету и благосклонно чмокнула его в щеку.

– Я на всякий случай оставлю. – Она написала цифры на зеркале красной помадой.

Проводив девицу, Андрей открыл окно и с наслаждением вдохнул сырой воздух, пахнущий ядреной смесью озона и углекислого газа. Лег на кровать, долго ворочался. Мысли бродили беспорядочно, и он никак не мог направить их в определенное русло. Попробовал вспомнить лицо недавней знакомой, но вспомнил лишь цвет ее волос. Постепенно их белизна расплылась в серой дымке, а потом и вовсе затянулась темно-свинцовым, почти черным фоном. Андрей заснул.

Проснулся от холода. В комнату врывался ледяной ветер, свирепо дергал занавески, скидывал со стола бумаги, пытался оторвать приклеенные к монитору стикеры. Немов внимательно посмотрел на творящееся безобразие и накрылся одеялом с головой. В закрытом помещении ему всегда не хватало воздуха, поэтому он оставлял приоткрытой форточку или дверь. Вероятно, это была некая разновидность клаустрофобии. В детстве маленький Андрюша цепенел от ужаса, если родители не позволяли ему «морозить» квартиру. Они не могли понять элементарного: в замкнутом пространстве ты остаешься наедине с собой. Становишься беспомощным перед одолевающими мыслями. Мир, простирающийся за пределами комнаты, словно перестает существовать, и ты, лишенный притока свежего воздуха, теряешь способность противостоять внутренним монстрам. Они просыпаются, набирают мощь и все громче нашептывают то, о чем ты предпочел бы никогда не знать.

Когда Андрюше было семь лет, они поехали с родителями в гости к друзьям отмечать Новый год. Он хорошо запомнил тот вечер. Они долго добирались на метро, потом на автобусе. Вышли на остановке у нужного дома. Кирпичная пятиэтажка тонула подбитым кораблем в белых волнах снега. Мальчик сгорал от любопытства – прежде ему не доводилось встречать Новый год в компании взрослых.

Сверстники наводили на него тоску и казались ему тупыми. В первом классе, куда он пошел в этом году, Андрей общался с ребятами ровно столько, сколько требовалось, чтобы не прослыть изгоем. Учительница отмечала его обособленность, но в конечном итоге ребенок был смышленым, материал схватывал быстро. Какие претензии?

В квартире Смирновых уже гуляли.

– О, наконец-то пожаловали! – встретил их хозяин дома, высокий широкоплечий мужчина. – И жениха для Олечки привели?

Олечка Смирнова, десяти лет от роду, выскочила из-за спины отца и уставилась на мальчика. Все засмеялись.

Андрюша сидел в кресле, пил сок и во все глаза пялился на мужчин и женщин, подмечая увлекательные детали. Тетя Шура – суетливая и неуверенная в себе. Переживает, понравится ли угощение гостям. Дядя Гриша – тщедушный веселый мужичок. Шутит и много пьет. Его жена – заботливая. Подкладывает ему салатов и мяса. Оля постоянно отвлекала Андрея от созерцания и предлагала то посмотреть на ее кукол, то поиграть в прятки, то устроить соревнование по скоростному поеданию конфет. Она раздражала так же, как и ее отец, дядя Семен. Андрюше он сразу не понравился: сидел за столом хмурый, как будто не радовался гостям.

Встреча Нового года не оправдала надежд и не закрепилась в памяти. Работал телевизор, звенели бокалы – вот и все волшебство. После полуночи детей отправили спать. Квартира была большая, объединенная из однушки и двухкомнатной. В дальней спальне Андрею постелили на диване. Он долго ворочался, перекладывал подушку, но сон не шел. Старые окна с деревянными рамами оказались плотно заклеены от сквозняков. Андрюша тихо оделся и выглянул в коридор. Из зала доносился шум, кто-то ругался. Особенно громко звучал голос дяди Семена. Мальчик незаметно проскользнул в коридор, натянул куртку, ботинки и выскользнул на лестничную площадку.

На улице стояла стылая январская ночь. Небо мерцало убаюкивающим серым цветом, в котором распускались и тут же гасли вспышки фейерверков. Детская площадка пустовала. Андрей забрался на качели, высунул язык, ловя снежинки. Он ни разу не гулял один в столь позднее время. Запретное удовольствие удваивало радость. Он беспричинно рассмеялся, но осекся, увидев, как из подъезда вышел мужчина. В слабом свете фонаря мальчик узнал Смирнова. Следом за ним появился дядя Гриша. Андрей перестал качаться, не желая, чтобы скрип качелей выдал его присутствие. Если его заметят, устроят нагоняй.

Мужчины о чем-то яростно спорили. По пьянке не могли сойтись в каком-то концептуальном вопросе. Они говорили на повышенных тонах, но расслышать слова с такого расстояния мальчик не мог. Неожиданно дядя Семен замахнулся и ударил собеседника кулаком в лицо. Тот пошатнулся, но удержался на ногах. Андрюша испугался за дядю Гришу – он был существенно ниже обидчика и казался обреченным. То, что произошло дальше, выглядело неправдоподобным. «Обреченный» накинулся на громилу, повалил его спиной на землю, схватил за волосы и несколько раз с силой ударил затылком о бордюр. Затем неторопливо поднялся и нетвердой походкой скрылся за углом дома. Смирнов лежал неподвижно.

Андрюша поборол страх и медленно приблизился к пострадавшему, который застыл, будто играл в детскую игру «замри-отомри». Мальчик наклонился над его лицом и отшатнулся. Глаза дяди Семена не мигая глядели прямо на него.

– Почему он не моргает? Разве можно так долго не моргать? – заволновался Андрюша. Он стоял в метре от тела и ждал, когда же мужчина пошевелится. Снег вокруг его головы изменил цвет из грязно-белого в ярко-красный. Кровь, подобно живой сущности, выпущенной на волю из долгого заточения, расползалась темным трепещущим пятном, захватывая сантиметр за сантиметром запорошенного снегом асфальта. Крови было так много, словно из-под земли открылся источник, и бил, бил, не переставая. Когда бордовая жижа почти достигла ботинок Андрея, он отпрянул и бросился в подъезд.

Сверху раздавались торопливые шаги. Мальчик поспешно спрятался за лестницей: родители не должны узнать, что он вышел без спроса. Отец и мать никогда не поднимали на него руку, но могли часами изводить скучными нравоучениями. Классические учителя. Отец преподавал физику, мать – русский язык и литературу. Иногда Андрюше казалось, что, приходя из школы домой, они забывают выйти из образа и продолжают оттачивать педагогические навыки на единственном сыне.

Когда хлопнула металлическая дверь, он вылез из укрытия и побежал наверх. Незаметно прошмыгнул в спальню, закутался в одеяло и всю ночь не смыкал глаз, прислушиваясь к приглушенным разговорам за стенкой.

От переживаний у Андрюши появился жар; наутро «Скорая» увезла его в больницу с температурой под сорок. Мать, побелевшая от испуга и усталости, двое суток не покидала больничную палату. Врачи пичкали его антибиотиками, мальчик послушно глотал таблетки, не проявляя к реальности никакого интереса.