Набросок - Марина Сычева

недр рюкзака пенал. Затем блокнот.

Чистый лист смотрит на неё вопросительно.

— Все хорошо? — мамин голос за дверью звучит встревоженно.

— Норм, — врет Варя.

Круглое личико. Серый хвостик. Глаза и нос. Губы с опущенными вниз уголками. Линии мягкие. Варя перехватывает карандаш, перечеркивает лицо загзагом — вар — вар. Знакомьтесь, треснутый орех. Варя.

Шрам исчезает под злыми касаниями ластика. Если бы можно было так легко избавиться от зигзага на лице! Какой бы была Варя? Какой бы хотела себя видеть?

Варя с силой давит на карандаш, заостряя скулы. Обводит глаза поярче. Меняет хвостик на косой срез каре.

Таша.

Я — это Таша.

Перед глазами все расплывается.

***

От напряжения сводит пальцы. Замок не щёлкает. Хорошо. В прихожей полумрак. Выдыхаю. Маман с этим уродом опять укатила.

Усмехаюсь своему отражению. Привет, незнакомка!

Таша?

Острый уголок одной из стрелок смазался. Тщательно уложенные утром волосы растрепались. Губы припухли от Ванькиных поцелуев.

Что происходит?!

Целуется он зло, кусаче. Или это после того, как Павел зарядил ему в глаз? Заступился за Варю.

Павел… Что сделал?

Дура! Завидует, и чему?

— Наташенька, моя сладкая! — дергаюсь. Нет, нет. Нет. Меня здесь нет. Пожалуйста!

Таша? Что происходит?

Дверной проём рождает чудовище. Он шатается. Пьяный, опять пьяный. Руки-клешни цепляются за косяк, вытягивают из сумрака обвисшее брюхо.

— А я тут… скучаю, но моя девочка скрасит папочке вечер? — яд, каждое слово — яд.

Сжимаюсь, не трогай меня! Не трогай!

Волосатые руки забираются под футболку, тискают. Не надо!

Залитый пивом живот — липкий, какой же он липкий! — прижимается к моей спине.

Нет, прошу!

Пожалуйста…

***

Выкручиваю кран до предела. Не слышать раскатистый храп за дверью. Его нет.

Вскидываю голову. Лицо. Ненавижу это лицо! Заострённое. Пухлые, жадные губы. Чудовище любит проводить по ним жирным пальцем. Воняющим рыбой.

— Мы же не скажем маме, правда? Зачем её тревожить?

Запах липнет ко мне. Не соскребёшь.

— Ты сама виновата, сладкая. Слишком сладкая.

Ледяной водой в лицо. Смыть бы эти черты. Виновата. Сама.

Мне бы шрам через все лицо. Как у Вари. Не посмотрел бы на меня, чудовище?

Варя. Варенька, зачем я тогда… Это от испуга. Не надо тебе — как я, изломанной. Оставайся целой. Прости, Варя. Простишь ли?

Дрожащие пальцы привычно нащупывают лезвие.

Таша… Не надо, Таша…

***

Варя вздрагивает. В комнате светло. Значит, утро. Тело ломит от неудобной позы. Так и заснула на полу? В сжатой ладони сломанный карандаш.

Раскрытый блокнот валяется рядом.

Варя вскидывает голову. В зеркале — чужачка. Криво обрезанные чёрные волосы. Растекшийся макияж.

Таша!

Пусть это сон! Только сон!

Хорошо, что не раздевалась. Ноги ныряют в кеды. Варя хватает ключи. В спину звонко хлопает дверь.

Как глупо! Таша, не хочу быть тобой! Запишусь в салон, приведу голову в порядок! Никаких больше стрелок и рваных джинсов! В мусорку их! И шрам пусть… И Ванька мне не нужен! Только пусть это сон!

Кеды стучат по асфальту. По щекам льется. Вот здесь направо, мимо садика, куда вместе ходили.

Пусть Ванька твой! Я присмотрюсь к Павлу! Он за меня заступился… Нет, это тоже сон! Не было, ничего не было!

Варя замечает её у подъезда. Таша сидит на лавке, склонив голову, щелкает зажигалкой. Снова и снова. В губах у неё сигарета. Незажжённая.

Пусть все неправда!

— Таша!

— Варя? — тонкие пальцы сминают сигарету, отбрасывают прочь. — Прости меня…

Ташины руки обнимают нежно. Варя всхлипывает. Она простила Ташу, конечно, простила. Ведь это был лишь сон

На Ташином запястье свежий шрам. Шестой.