В канкане по Каннам - Венди Хоулден

Да разве такое забудешь! Когда «Меркьюри», газета с двухсотсорокадевятилетней историей, оказалась в руках одного очень богатого и очень неприятного магната, тот явно вознамерился выжать из нее все соки. И теперь реклама была гораздо важнее любых статей — вернее, статьи просто превратились в рекламу: льстивые отзывы в поддержку объявлений, оплаченных местными предпринимателями, такими как Джелин Шоу. Они также писали о «Не хотите ли лапши?» — якобы самом большом китайском ресторане в мире, который недавно завез свои вок-сковороды в здание одной из бывших методистских церквей Слэкмаклетуэйта.

И хотя сразу после выхода статьи этот ресторан стал очень популярен, превращение огромного собора с фасадом в палладианском стиле в царство утки по-пекински и замена скамей с высокими спинками на столики с розовыми скатертями не понравились читателям старшего поколения. А их письма пришлись не по вкусу Питеру Хардстоуну, и поток негативных откликов, появлявшихся на страницах «Меркьюри» в течение многих недель, иссяк. И дело не в том, что общественности удалось добиться своего, — просто письма читателей перестали публиковать. «Какой позор! — думала Кейт. — Раздел, который начинался с критики «черной дыры» в Калькутте,[5]закрыли из-за спора о соевом соусе».

Из кучи вещей, сваленных на пассажирском сиденье, Кейт достала блокнот, исписанный небрежным почерком, — свой рабочий ежедневник. Дальше в ее планах на сегодня значилось собрание женской ассоциации за ленчем, а далее — самое приятное — встреча с Эрнестом Фартауном, членом городского совета и президентом местной торговой палаты.

Кейт тяжело вздохнула. Честно говоря, работа в «Меркьюри» не была мечтой всей ее жизни. Давным-давно, заняв второе место в графстве по итогам выпускного экзамена по французскому языку, она грезила о карьере синхронного переводчика в ООН. Но для этого нужно было четыре года учиться, а стоимость обучения оказалась слишком высока. Она не могла даже подумать о том, чтобы повесить на родителей долг в несколько тысяч фунтов, хотя они до последней минуты были готовы на такую жертву и не пытались оказывать на нее давление. В итоге Кейт решила изучать журналистику в близлежащем колледже и попытать счастья в «Меркьюри». Она как могла старалась не забывать французский, хотя, честно говоря, в Слэкмаклетуэйте ее знания никому не были нужны. Как и в газете, если уж об этом зашла речь.

Тогда она была счастлива получить работу в «Меркьюри». Кейт думала, что в газете, почти так же как и в ООН, перед ней откроется масса возможностей. Это как ворота в большой удивительный мир. Но за четыре года ее журналистская карьера, как ни странно, так и не продвинулась. А ведь сейчас она могла бы направляться на интервью не в торговую палату, а к самому президенту Соединенных Штатов. Или работать в центральной газете на какой-нибудь приличной должности. А иначе какой смысл трудиться в провинциальных изданиях? Ты совершенствуешься в своем деле, а потом отправляешься в столицу искать счастья. Бесчисленное количество молодых амбициозных журналистов прошло этой дорогой к славе.

Однако ей пока что не удалось последовать за ними. Из всех лондонских газет, куда она обращалась, всего несколько удостоили ее ответом, да и то — он был отрицательный. И это несмотря на то, что ее в буквальном смысле сногсшибательный материал о находках, обнаруженных во время прокладки школьной канализации, позволил ей оказаться в длинном списке претендентов на звание «Лучший репортер отдела расследований региональной прессы». До сих пор рассказ о том, как школьники пришли в класс, размахивая бедренными костями, найденными в заброшенной части старого церковного кладбища, оставался лучшим в ее карьере.

И этим, собственно, все сказано…

Кейт повернула ключ зажигания и оглянулась на «Панч ап». Джелин Шоу смотрела сквозь грязные тюлевые занавески и изо всех сил размахивала руками. Кейт помахала ей в ответ и лишь потом поняла, что хозяйка паба пытается поймать жирную черную муху. Она снова повернула ключ. Раздался сухой скрежет, двигатель заглох и… тишина. Еще одна попытка… Никакого результата. Машина, как и карьера Кейт, не двигалась с места.

После двух часов дня Кейт вышла из здания городского совета. От мистера Фартауна она узнала не только все последние новости, но и его мнение о них, а на ленче женской ассоциации выслушала лекцию мистера Арнольда Майлдгуза о пеших прогулках. «Во время демонстрации слайдов члены женской ассоциации были поражены архитектурным разнообразием ступеней, ведущих к началу пешеходных троп. Председатель ассоциации миссис Дорин Брейсгирдл поблагодарила мистера Майлдгуза за крайне интересный рассказ…»

Солнце скрылось за тучами, и Слэкмаклетуэйт погрузился в сумерки. Создавалось впечатление, что солнечных дней здесь гораздо меньше, чем в любом другом городе Британии, хотя официальные данные этого не подтверждали. А вот если попытаться пожарить яичницу на тротуаре…

Каждое лето, с тех пор как Кейт начала работать в «Меркьюри», газета проводила одно и то же «развлекательное» мероприятие. В день летнего солнцестояния один из репортеров — уже несколько лет это была Кейт — пробовал приготовить яичницу на тротуаре в самом центре города. Купив яйца в магазине «Экономный», она осторожно, одно за другим, разбивала и выливала их в строго определенном месте. И потом, на глазах у хихикающей толпы, никак не могла дождаться, чтобы вязкая смесь хоть немного поджарилась.

Кейт наконец удалось завести машину, но при одной мысли о том, что в этом году ей снова придется повторить ритуал с яйцами, у нее задрожали ноги. К этому моменту она просто обязана найти другую работу. Местный производитель яиц наверняка выступит рекламным спонсором, и тогда, можно не сомневаться, Хардстоун заставит ее нарядиться в костюм цыпленка. Кейт не успокаивало даже то, что когда-то, на заре своей карьеры, «сероед» Брэд Питт тоже изображал цыпленка. Но он все-таки находился в Америке, возможно, даже в Нью-Йорке — городе, который никогда не спит. Ей же придется сделать это в Слэкмаклетуэйте — городе, который никогда не просыпается.

Кейт ехала по улицам, чувствуя разочарование и ругая себя за это. Нельзя сказать, что она не любила свой родной город — скорее она даже гордилась им. Здесь, в процветавшем когда-то центре производства шерсти, было несколько впечатляющих, даже роскошных, викторианских домов. Городской совет, например, размещался в здании, напоминающем миниатюрную копию венецианского Дворца дожей. Здание было символом служения обществу, одновременно воодушевляя и восхищая, и всякий раз, когда Кейт проезжала мимо, у нее становилось теплее на душе. Кусочек Италии, эпохи Возрождения в центре северного промышленного города! Творение безумное и в то же время великолепное, оно служило напоминанием о том, какой замечательный мир существует где-то за пределами города. Но и в их уголке достаточно своих «чудес»: пустынные торфяники и зеленые долины выглядели так живописно, что при взгляде на них у Кейт перехватывало дыхание от гордости.

К тому же нельзя сказать, что она не любила свою семью, хотя мама, пожалуй, чересчур опекала ее, а отец постоянно поддразнивал. О вещах, связанных для Кейт бабушкой, лучше вообще ничего не говорить. Но тем не менее все члены семьи были очень привязаны друг к другу. Порой даже слишком. Не так-то просто жить вчетвером в маленьком доме, стоящем вплотную к соседнему. К тому же Кейт по-прежнему обитала в своей детской спальне, и от этого ей было еще тяжелее. Но семья здесь ни при чем, Кейт винила в этом только себя. Как только ей удастся найти хорошую работу, она тут же уедет. Из родительского дома, из Слэкмаклетуэйта и вообще из графства. Возможно, у Кейт сложилось такое непростое отношение к северу, потому что она нигде больше не бывала. Школа, колледж, где она изучала журналистику, а теперь и редакция «Меркьюри» располагались всего в нескольких милях друг от друга, и поэтому ее постоянно тянуло куда-то. Возможно, Господь и благословил это графство, но кто знает — захотелось бы ему остаться здесь навечно.