Стивен Кинг идет в кино - Стивен Кинг

– Вы по-прежнему думаете, что мне не удастся отговорить вас от реализации вашей идеи? – спросил Олин.

– Уверен, что не удастся. – Майк вернул сигарету за ухо. Он не смазывал волосы маслом, как многие его прежние коллеги, носившие шляпы с мягкими полями, но сигареты все равно менял каждый день, как нижнее белье. За ушами тоже выступает пот, и когда в конце дня Майк оглядывал сигарету, прежде чем бросить ее в унитаз, видел желтовато-оранжевое пятно на тонкой белой бумаге. Сигарета в руке не усиливала желание закурить. Теперь он уже представить себе не мог, как почти двадцать лет выкуривал по тридцать, иногда сорок сигарет в день. Скорее мог объяснить, почему он это делал.

Олин взял со стола три книжки.

– Я искренне надеюсь, что вы ошибаетесь.

Майк расстегнул молнию бокового отделения чемодана. Достал мини-диктофон «Сони».

– Вы не будете возражать, если я запишу наш разговор, мистер Олин?

Менеджер махнул рукой. Майк нажал на клавишу «RECORD», загорелась маленькая красная лампочка. Бобины начали вращаться, пленка пошла.

Олин тем временем тасовал книжки, читая названия. Всякий раз, видя свою книгу в чьих-то руках, Майк Энслин ощущал самые разные чувства: гордость, неловкость, удивление, пренебрежение и стыд. Как бизнесмен, стыда он не испытывал: последние пять лет они обеспечивали безбедное существование и ему не приходилось делить прибыль с автором идеи («книжные шлюхи» – называл таких его литературный агент, возможно, из зависти), потому что он не только писал книгу, но и сам разрабатывал ее концепцию. Хотя после того как первая книга прошла на ура, было понятно, что только полный кретин мог проглядеть такую концепцию. А ведь думали, что после «Франкенштейна» и «Невесты Франкенштейна» ловить в этой области уже нечего.

Однако он окончил Айовский университет[1]. Учился с Джейн Смайли[2]. Однажды участвовал в семинаре Стэнли

Эл кина[3]. Мечтал (об этом не подозревали даже его ближайшие друзья) опубликоваться как Молодой поэт Йеля. И когда Олин начал вслух произносить названия книг, Майк пожалел, что включил мини-диктофон. Потому что знал, что позднее, слушая запись, будет ловить в голосе Олина нотки презрения. Механически он коснулся сигареты за ухом.

– «Десять ночей в домах с призраками», – читал Олин. – «Десять ночей на кладбищах с призраками». «Десять ночей в замках с призраками». – Он посмотрел на Майка, и уголки его губ изогнулись в легкой улыбке. – Чтобы написать эту книгу, вы побывали в Шотландии. Не говоря уже о Венском лесе. И всякий раз ваши налоги уменьшались на затраченные на поездки суммы, верно? В конце концов охота за призраками – ваш бизнес.

– Вы сказали все, что хотели?

– Вы очень трепетно относитесь к этим книгам, не так ли?

– Да, трепетно. Но пренебрежением к ним меня не проймешь. Если вы надеетесь, критикуя мои книги, убедить меня уйти из вашего отеля…

– Нет, нет, отнюдь. Простое любопытство, ничего больше. Я послал за ними Марселя – он дневной портье – два дня назад, когда вы впервые обратились с вашей… просьбой.

– Требованием – не просьбой. И это по-прежнему требование. Вы слышали мистера Робертсона. Закон штата Нью-Йорк, не говоря уже про два федеральных закона о гражданских правах, запрещает вам отказать мне в найме конкретного номера, если я хочу снять этот номер и он свободен. А номер 1408 свободен. В наши дни номер 1408 всегда свободен.

Но мистер Олин не собирался уходить от избранной им темы для разговора – трех последних книгах Майка, попавших в список бестселлеров «Нью-Йорк тайме», – пока не собирался. Он перетасовал их в третий раз. Желтый свет ламп отражался от глянцевых обложек. На них преобладал пурпурный цвет. Майку как-то сказали, что пурпурный цвет – оптимальный для книг о призраках. Обеспечивает максимальные продажи.

– До этого вечера мне не представилось возможности заглянуть в них. Столько навалилось дел. Впрочем, дел всегда хватает. По нью-йоркским масштабам «Дельфин» – маленький отель, но заполняемость у нас превышает девяносто процентов, и едва ли не каждый гость приносит с собой новые проблемы.

– Как я.

Олин улыбнулся.

– Я бы сказал, что вы – особая проблема, мистер Энслин. Вы, мистер Робертсон и все ваши угрозы.

Майку его слова не понравились. Он никому не угрожал, если не считать угрозой присутствие мистера Робертсона. И его заставили воспользоваться услугами адвоката, как человеку приходится брать в руки фомку, чтобы вскрыть старый сейф, ключ от которого давно утерян.

«Сейф-то не твой», – подсказал ему внутренний голос, но законы штата и государства утверждали обратное. Законы говорили, что он имеет полное право снять номер 1408 отеля «Дельфин», если у него возникло такое желание и никто другой не занял этот номер раньше.

Он почувствовал, что Олин наблюдает за ним с той же легкой улыбкой. Словно подслушивал внутренний диалог Майка, не пропуская ни слова. Чувство это было неприятным, да и вообще пребывание в кабинете Олина вызывало крайне негативную реакцию. У него сложилось ощущение, что он постоянно оправдывается, с того самого момента, как достал мини-диктофон (обычно мини-диктофон обезоруживал противную сторону) и включил его.

– Если в нашей беседе заложен какой-то глубокий смысл, мистер Олин, боюсь, мне его понять не удается. У меня выдался трудный день. Если у вас больше нет возражений и я могу занять номер 1408, с вашего разрешения я хотел бы откланяться и подняться…

– Я прочитал одну… как вы их называете? Эссе? Байки?

Майк называл их счетоплательщиками, но не собирался говорить об этом вслух, под запись. Даже если эту запись делал его мини-диктофон.

– Историю, – подобрал название Олин. – По одной истории из каждой книги. В «Домах с призраками» – про дом Рилсби в Канзасе…

– Ах да. Убийства топором, какой-то человек – его так и не нашли – зарубил топором всех шестерых Рилсби.

– Совершенно верно. И еще о ночи, которую вы провели на могилах влюбленных с Аляски, которые покончили жизнь самоубийством, вроде бы их призраки люди видели около Ситки… и еще ваши впечатления о ночи, проведенной в замке Гартсби. И обнаружил, что это очень занимательное чтение. Что меня удивило.

Ухо Майка четко улавливало нотки презрения даже в самых хвалебных комментариях его «Десяти ночей», он не сомневался, что иногда презрение слышалось ему там, где его не было и в помине (Майк обнаружил, что трудно найти большего параноика, чем писатель, который верит в глубине души, что пишет чушь), но в данном случае презрение отсутствовало напрочь.