Демидовский бунт - Владимир Буртовой

Демидов открыл мутные глаза, в тяжком выдохе прохрипел, раздувая седую бороду. Воздух шел из него долго, с присвистом, словно из проткнутого кузнечного меха.

– К черту дохтура, – можно было разобрать в этом хрипе. – Шалишь, косая! Нас, Демидовых, так запросто с копыт не собьешь! – Никита Никитович невесть кому погрозил костлявым кулаком. – Не во здравие вам будут демидовские рублики! Восплачете горькими слезьми, злоумышленные плуты и воры!

Дворецкий Антип как вбежал во флигель по зову приказчика, так и застыл, полусогнувшись, с мокрым полотенцем в руке. На его хромовые сапоги бесшумной струйкой стекала холодная вода. Лицо Антипа дергалось в гримасах, обычно хозяин призывал его к креслу и, по заведенной привычке, сейчас будет больно тыкать костылем в покорно подставленную спину, вразумляя словом и делом.

Но на этот раз гнев, слава богу, пал не на дворецкого. Хозяин бранил взбунтовавшихся приписных крестьян.

– Будете вопить во всю ивановскую под батогами! Мало я порол вас, подлое мужичье! Мало! Мало! Ужо всех теперь под кнут!

«Вызверится ежели, то и мне, за мое рвение, взаправду не миновать батогов на конюшне», – испугался Прокофий Оборот. Он подошел, бережно укрыл одеялом безжизненные ноги хозяина, подкараулил левую руку Никиты Никитовича, когда она на миг замерла на подлокотнике, и припал к ней губами. На синих прожилках остались влажные следы рабского поцелуя.

– Батюшка, кормилец наш, – перешел на густой шепот Прокофий Оборот. – Солдатушек бы испросить у государыни-заступницы да послать на бунтовщиков, на сие подлое разинское отродие! Воевода мешкает, в затылке чешет на мои увещевательные речи. Должно, от вашей светлости ждет мзду на лапу загребущую. А бунт меж тем ширится. Слышал, будучи проездом к вашей милости, и у Гончарова на мануфактурных заводах зашатались работные людишки… Наши Ромодановской приписной волости мужики побросали протчие вашей милости заводы, созвали волостной сход и челобитную писали матушке-государыне. А посему и на Дугненский завод в работы не выехали. А я им вашей милости повеление передал в нужный срок.

Прокофий облизнул сухие губы. Хозяин слушал его внимательно, наклонив голову к плечу, и приказчик досказал:

– Пытал я в темницкой одного из мужицких заводил. Хотел загодя о бунте дознаться, перехватать атаманов и вашу милость о всем доподлинно известить. Да холоп не сдюжил, на дыбе помер, пришлось надежно укрыть.

Демидов мимо ушей пропустил это известие – не дознался, так тебе же, приказчик, это в убыток запишется. Для того тебя и поставили, для того тебе и власть дадена от хозяина, чтобы загодя о всем знать и должные к тому меры принимать. Никита Никитович сделал два пробных глубоких вздоха, проверяя, отпустила боль старое сердце или стережет, когтистой кошкой затаившись?

«Кажись, еще поживем-повозимся», – подумал Демидов и сердито крикнул дворецкому:

– Антип! Принеси холодного вина!

Антип шлепнул в угол мокрое полотенце, сгибая спину, исчез в сенцах, а вслед ему неслось еще одно повеление хозяина:

– Бумагу возьми! В сенат, самолично матушке-государыне Елисавете Петровне писать буду!

Холодное вино взбодрило, с глаз пропала сизая пелена. Через несколько минут, нервно дергаясь и подскакивая, словно сидел не в кресле, а ехал в рессорной коляске проселочной дорогой, Никита Никитович диктовал прошение, адресуясь в сенат и к императрице Елизавете Петровне.

– Пиши, Антип, мол, уведомляю я сенатскую контору сим прошением, потому как в нынешнем одна тысяча семьсот пятьдесят втором году в апреле месяце Ромодановской волости крестьяне мои злоумышленно согласились промеж собою меня, детей моих и посланных от меня приказчиков не слушать и в заводской работе боле не быть. Злоумышленники выбрали сами себе самовольно выборных заводил-атаманов той же волости крестьян Ивана Чуприна, Михаилу Рыбку, Василия Гороха с такими ж плутами и разбойниками. – Демидов белым платком утер отсыревший после выпитого вина ястребиный нос и недобро покосился на Прокофия Оборота, почудилось, что увидел перед собой не верного холопа, а одного из мужицких атаманов, подосланных убить немощного хозяина. – Пиши дале, – повернулся Демидов к Антипу, склонившемуся над маленьким столиком у окна. – Собрался со крестьянами в селе Ромоданове многолюдством, сот до пяти и боле человек, с дубьем, с кольями, вилами и с протчим оружием, те атаманы грозят меня и детей моих побить до смерти, – и к приказчику: – Так ли было?

– Истинно так, батюшка-кормилец. Как на духу доложил вашей светлости – грозятся окаянные, – проговорил Прокофий Оборот, снижая бас, чтобы не раздражать хозяина неуместным громкоголосием.

Демидов некоторое время сидел с опущенной головой, потом распрямился и повелел Прокофию подробно зачитать Антипу перечисленные от мятежа убытки.

«Господи, какая премерзкая воровская рожа! – Демидов который раз покосился на Оборота. – Сей вор, мнится мне, первым протянул лапы к хозяйскому добру… Муха на што мала, но и та, ежели по золоту потопчется, что-нибудь да унесет на ножках… А у этого медведя хриплоголосого вон какие пальцы загребущие!»

Прокофий Оборот затылком почувствовал недобрый взгляд хозяина, испуганно обернулся.

– Сколько себе хапнул? – не сдержался и выкрикнул Демидов, багровея лицом и наливаясь новым приступом злости и негодования.

Загорелые скулы приказчика стали белеть, он бухнулся на колени, истово закрестился.

– Видит бог, ваша милость! И копеечки единой не осмелился… Жалованьем премного доволен! – не выдержал холодного яростного взгляда, забегал глазами, поспешно ткнул лбом в пол, на коленях подполз к креслу и вторично хотел облобызать руку хозяина. Демидов отмахнулся от назойливой ласки приказчика.

«Эка старается… Прямо-таки дырку в полу вертит! А глаза прячет, яко кошка наблудившая. Отъявленный плут и казнокрад, – утвердился в своем подозрении Демидов. – Бунт усмирю, надобно выгнать из приказчиков. Да допросить на дыбе с пристрастием – много ли уволок и где теперь схоронил серебро краденое».

– Пиши дале, Антип. – Демидов оставил приказчика в покое. – А ежели оные воры и возмутители и отправленной противу них для усмирения команде будут чинить непослушание, то повелено было б за то с ними поступить военною рукою, как с неприятелями и супротивниками! Чтоб протчих моих заводов не разорили да и всех приписных крестьян в злой беспорядок привести не могли!

Никита Никитович снова помолчал, собираясь с мыслями. Вдруг вскинул левую руку и издали будто потыкал скрюченным пальцем в плотную бумагу.

– Еще пропиши, что опасение есть, как бы оные воры и смутьяны и в уральские мои заводы от себя нарочных для возмущения не отправили бы!

Антип старательно скрипел пером, а Демидов, насупившись, ну чисто издыхающий сыч в дупле, холодными глазами следил, пока перо не остановилось.

– Прописал? Добро же. Теперь, прохвосты воровские, за ваши глупые головы не дам и затертого семишника! – прошипел Никита Никитович. И добавил для верности: – Укажи сенату, чтоб знали, куда войско-то слать: та моя взбунтовавшаяся волость близ самой Калуги, расстоянием в полуверсте, только через одну Оку-реку, – и к приказчику с наказом: – Тебе, Прокофий, теперь же на свежем коне не мешкая ехать на завод и за всем чинить неусыпный надзор и бережение. Ежели еще в чем убыток случится – спрос с тебя будет!