Пастух - Итан Кросс

— Кто убит? — спросил Том.

Заправщик не ответил, и, хотя Джим не мог быть в этом уверен, ему показалось, что на лице мужчины мелькнула едва заметная ухмылка. Вместо ответа работник заправки подался вперед и перевел взгляд на один из проходов между полками с товаром. Джим проследил за его взглядом, и открывшаяся перед ним жуткая картина, застигнув его врасплох, обрушилась одновременно на все органы чувств.

Убитый лежал в конце прохода, раздетый догола. Кровь виднелась повсюду. Многочисленные порезы покрывали все его тело, но самые глубокие колотые раны были сосредоточены вокруг сердца, легких и половых органов. Глаза были выколоты.

Без дальнейших колебаний оба полицейских выхватили оружие и нацелили его на странного человека за стойкой. Том сделал шаг вперед и велел:

— Положите обе руки так, чтобы я мог их видеть.

Подозреваемый даже не попытался вынуть руки из-под стойки. Единственным его движением стало появление на лице улыбки или, скорее, зловещей ухмылки, в которой не было ни веселья, ни радости, ни тепла. Она была холодной и заставила Джима почувствовать себя мухой, попавшей в паутину.

Том сделал еще один шаг вперед и повторил приказ, но снова безрезультатно. Теперь он находился на расстоянии не более трех футов от стойки. Джим, наоборот, сделал шаг назад и хотел крикнуть Тому, что тот слишком приблизился к возможному убийце. Но мысль об этом исчезла, как только мужчина за стойкой заговорил спокойным, но в то же время повелительным тоном:

— Вам нравится? Это моя версия убийств, совершенных Андреем Чикатило, ростовским потрошителем из России. Вам, вероятно, о нем ничего не известно. Пока вам рассказывали истории о президентах Линкольне и Вашингтоне, я усваивал уроки, преподанные миру Джеком-потрошителем, Альбертом Фишем, Эдом Гейном и Зодиаком. И это только некоторые из почитаемых мною отцов-основателей. — Убийца быстро переводил взгляд с одного на другого. — Вы, парни, не узнаете меня, верно?

Том закричал с еще большей яростью:

— Мне плевать, кто вы… Просто поднимите обе руки за голову. Немедленно!

Убийца бросил на Тома совершенно невозмутимый взгляд и сказал:

— Вы могли бы проявить ко мне немного больше уважения. В конце концов, я своего рода знаменитость. Моя фамилия Акерман.

Джим почувствовал, как у него снова перехватило дыхание. Едва увидев мужчину, он подумал, что его лицо ему смутно знакомо. Теперь же, когда его мозг лихорадочно заработал, он понял почему. Он видел лицо этого человека по телевизору в двухчасовой специальной программе на одном из новостных телеканалов. Джим постарался вспомнить название программы — что-то вроде «Эксперимента с безумием». Точное название он забыл, но помнил описание самого мужчины и его чудовищных преступлений. В телепередаче показали монстра, которого могла породить лишь фантазия самых изощренных сценаристов Голливуда, но никак не человека из плоти и крови, существовавшего в реальной жизни.

Том снова повторил свой ультиматум, но на этот раз произнес слова мягче, словно уговаривая душевнобольного прекратить сопротивление и сдаться.

— Поднимите свои руки так, чтобы я мог их видеть. Я сосчитаю до трех, а потом…

— На вашем месте я бы не стал совершать поспешных поступков, офицер. Если не будете осторожны, я выстрелю и разнесу моей маленькой заложнице ее хорошенькую мордашку.

— Какой заложнице?

Акерман перевел взгляд с Тома на Джима.

— Той, что сидит под этой стойкой. Мой обрез приставлен к ее правому виску. Я ее как следует изуродую, уж поверьте мне на слово. Мне приходилось такое видеть. Не слишком приятное зрелище. И я прекрасно знаю, о чем вы думаете. Вы считаете, что я блефую. — Он снова повернулся к Тому. — А еще вы думаете, что, даже если я говорю правду, вы сможете всадить мне пулю между глаз до того, как я выстрелю. Но это станет вашей ошибкой. Мой палец лежит на спуске, и как только ваш кусок свинца ударит в меня, мои мышцы среагируют, и ее голова размажется по внутренней части стойки. А потому, джентльмены, мне кажется, что у нас возникло мексиканское противостояние. — Акерман глубоко вдохнул и продолжил своим медоточивым тоном:

— Ну разве не забавно? День у вас обоих начался, как и любой другой. Вы поцеловали на прощание любимых, насладились чашечкой кофе, может, пролистали утреннюю газету, но даже не подозревали, что сегодняшний день станет самым важным в вашей жизни. Сегодня тот день, когда сбудется или разрушится все, о чем вы говорили или что делали, все, за что выступали или во что верили. В какой-то момент нам всем приходится выбирать, стать ли героем, злодеем или отойти в сторону, оставшись одной из овец. Это один из таких моментов, джентльмены.

Я предоставлю вам обоим возможность выбрать. Вы можете сейчас же уйти отсюда и продолжать жить как ни в чем не бывало. Может, за стойкой есть заложница, которую я безжалостно пристрелю, как только вы выйдете в ту дверь, а может, и нет. Вы можете поймать меня и прославиться, а можете умереть при попытке это сделать. Вы ни в чем не можете быть уверены, но в том-то и заключается вся прелесть этой ситуации, верно? Ни в чем нет смысла. Добро не торжествует над злом. Есть только случайность и смерть. Вам не повезло, когда вы ответили на этот вызов. А джентльмену, лежащему в проходе, не повезло сегодня дежурить. Нам всем нравится считать себя чертовски развитыми, гораздо лучше и умнее остальных представителей животного мира. Но знаете что? — Акерман оглядел обоих мужчин так, словно был голодным зверем, а они должны стать его ужином, потом понизил голос. — В конечном счете, какими бы иллюзиями собственного величия мы себя ни ослепляли, мы все либо охотники, либо предмет охоты, либо хищники, либо добыча. Жизнь, джентльмены, — это одна большая игра. Победители выживают, а проигравшие гниют заживо. Выбор, который мы каждый раз делаем, определяет нашу судьбу… Итак, делайте свой выбор.

Джим стоял в напряженной позе, повергнутый в транс безумцем, расположившимся за стойкой. Акерман произнес свою речь со страстью, словно был политическим деятелем, выступавшим перед избирателями и отстаивавшим самые благородные цели. Джим никогда прежде не видел, чтобы человек, на которого были нацелены два пистолета, оставался к этому совершенно равнодушным. Он ничего не боялся. Страх был так же неведом Акерману, как представление о самолете неандертальцу. Более того, этот человек, похоже, считал, что полностью контролирует ситуацию. Несмотря на пистолет в руке, осознание этого заставило Джима почувствовать себя совершенно беззащитным.

Голос Тома стал хриплым, в нем отчетливо слышалась дрожь.

— Нет никакой заложницы, — сказал он. — На заправке нет других машин. Так что поднимите руки, чтобы я их видел, или, клянусь богом, я действительно всажу вам пулю точно между глаз.

Джима заявление Тома не убедило, как не подействовало оно и на Акермана. Он понимал, что Акерман, скорее всего, спрятал свой автомобиль позади заправки, чтобы изобразить заправщика. Если какая-то женщина остановилась здесь, он мог отогнать туда же и ее машину. Нельзя было сбрасывать со счетов и вероятность того, что Акерман привез заложницу в своей машине. Джим не был уверен, упустил ли его напарник из вида подобный сценарий или действия Тома были просто следствием отчаянной попытки положить конец этой ситуации. Как бы то ни было, она не сработала. Джим понимал: Акерман не позволит всему этому так просто закончиться и устроит настоящий хаос. Он прочитал это в глазах убийцы.